Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
Семейство Поттер, подумал Дэниел, до жестокости ненаблюдательно. Как можно не видеть ее бледность, отяжелевшее тело, новые, по-особому медленные движения? Поттеры только и говорят что об отметках: в тетрадях, в листках с распределением ролей, о тех отметках, что они так жаждут оставить на полях истории… Билл Поттер может не явиться на свадьбу старшей дочери, а явившись, устроить унизительную буффонаду, но он переступит через свою северную скупость и выставит шампанское в честь отличных отметок. Дэниел презирал это в Поттерах. Ему хватало воображения представить женщину, боящуюся боли, или мужчину, да что там – самого себя и всех отцов, которых знал, умевших и не умевших любить. Он мог представить, как будет любить своего сына, как не сможет избежать ошибок, воспитывая его. Но он не мог соотнести безликие, черные, плоские знаки с пониманием Расиновой страсти, заключенной в безупречный размер, с умением ясно написать хотя бы об ужасе «Гамлета» и «Лира». Дэниел не мечтал стать епископом и потому собственную бушующую энергию не объяснял честолюбием, как объяснял поттеровскую одержимость отметками.
Когда в церковь вошел Маркус, каждый из присутствующих решил, что тот ищет его. Фредерика ждала поздравлений с днем рождения и триумфом на экзаменах. Александр решил, что Маркус пришел за давно обещанным советом и помощью. Стефани решила, что брат, как и она, расстроен новым демаршем Билла, а может, болезненными воспоминаниями о том, как и из него отец пытался вырастить гения. Дэниел предположил что-то религиозное. Лукас Симмонс, как в последствии выяснилось, был уверен, что Маркус явился, услышав духовные вибрации, излучаемые им, – мотыльковую азбуку другого измерения.
Как бы то ни было, увидев их всех разом, Маркус замер в дверях, явно готовясь сбежать. Фредерика замахала ему своим листком и завопила про оценки. Стефани шагнула к нему, чтобы обнять. Александр полукруговым маневром скрылся за кафедрой. Симмонс открыл глаза, четким движением поднялся с колен, подошел к алтарной ограде и оттуда заговорил с Маркусом голосом резким и повелительным:
– Долго же ты не шел, получив от меня сигнал. Я знал, что мы здесь в безопасности. Нужна только молитва, молитва и подготовка. Я ждал, что будет много помех, так сказать, статических возмущений – мы не назовем их по имени даже здесь, – но я знал, что здесь они не осмелятся… По крайней мере, я готов был рискнуть, и я рискнул. Боже – да простится мне имя, сказанное всуе, – как я рад, что ты пришел. Они подключали батареи. Да-да, ужасные, адские батареи. Но ты пришел, значит мы выстоим.
Тут Лукас заметил остальных:
– Доброе утро, викарий, доброе утро, Александр. Не надеюсь, что вы пришли молитвой помочь мне в борьбе, и все же – доброе утро. Маркус!
Маркус встал, открыл рот, но звука не получилось. Хотел поднять руку и этого не смог. Но он не думал все же, ни минуты не думал, что это работа демонов или шаловливых электрических элементалей. Он стоял, ощущая запах дягиля – запах раскаленной обочины на фоне холодного запаха камня. Дэниел подошел к нему, и тогда Маркус, чуть пошатнувшись, протянул к нему руку. Дэниел сжал его ладонь.
– Скажи, как тебе помочь, – мягко проговорил он.
– Я не знаю.
Подошел Александр:
– Может, ты хочешь домой?
Маркус покачал головой.
– Тогда, может, к Дэниелу? – предложил Александр.
Маркус закивал. У него дрожали ноги во фланелевых брючках, он старался не смотреть ни на Адскую пасть, ни на преданного им Лукаса. Голова его гудела от сообщений невесть откуда. Крылатые змеи сворачивались в кольцо и снова разворачивались, в коробке мозга вспыхивал свет, белый, золотой, пурпурный. Тело его, как и предсказывал Лукас, могло в любую минуту рассеяться и исчезнуть, не оставив и горстки праха… А у Дэниела в квартире полно было до ужаса реальных, в чем-то даже утешительных подушек, и чайников, и прочих человечьих вещей. И если это не сокрушающие капканы и не окаменелые подобия, как у Капельного колодца Матушки Шиптон, в них можно вжаться и согреться. Маркус стиснул сухую, сильную руку Дэниела:
– Заберите меня к себе.
Дэниел тревожился о Лукасе, за исцеление души которого отвечал уж точно не меньше, чем за Маркуса, еще одну – в его практичном представлении – жертву культа отметок. Ду́ши, верней сказать, души, как у Лукаса, – накрепко захваченные одной идеей, – не входили в круг повседневных его забот, но, встретив такую, Дэниел всегда помогал, как только мог. Сейчас же прозрачный от ужаса Маркус вцепился в него, как утопающий, и Дэниел, конечно, выбрал его. Александр, ощущая одновременно свою ответственность и полную беспомощность, да и просто меньше опасаясь Маркуса, чем Лукаса, отправился вместе с Дэниелом отводить мальчика. Фредерика ринулась вслед за Александром.
Стефани взяла корзину и перешла к большой алебастровой вазе у алтарной ограды.
– Я украшаю церковь ко Дню святого Варфоломея, – мягко сказала она Лукасу.
Вблизи от него резко пахло потом, сладковатой помадой для волос, карболовым мылом и нездоровым дыханием. Уловив эту смесь, Стефани, чувствительная, как многие беременные, на миг ощутила дурноту. «Ужасная эта штука – английское воспитание, – подумала она. – Нужно спросить, что его так пугает. Предложить встать на колени рядом с ним. Сказать, что Маркус болен. Но я не могу. Не могу». Как можно тише она стала ходить по церкви: забрала зеленую лейку с водой, выбросила несколько завядших калл и гвоздик. На прошлой неделе цветами занималась миссис Элленби, у которой был более традиционный вкус…
– Вы присядьте, – сказала она наконец Лукасу, неловкая хозяйка в собственной церкви. Лукас, к ее удивлению, послушался: уселся, где стоял, на алтарные ступени и спрятал лицо в ладони. Стефани продолжала гнуть проволочки, не глядя на него. Лукас сказал – и это был жалкий отзвук его прежнего радостного голоса:
– Когда ждете малыша?
– Никто пока не знает, – быстро проговорила Стефани. – К Пасхе. Я имею в виду: никто пока не знает, потому что мы никому не говорили.
– А я увидел.
Это ей не понравилось, словно она была перед ним голая. Она попыталась перевести все в шутку:
– Ну, вы же биолог. Это ваш предмет.
– Не говорите так, я биологию ненавижу.
– Я ее сама никогда не любила, – сказала она как-то уютно и просто, мягко переступая вокруг вазы, устраивая ромашки посередине веером. – Но это была единственная точная наука, что мне давалась. А чтобы изучать английский в Кембридже, обязательно было взять один такой предмет. Математика и прочие абстракции у меня вообще не шли. Вот я и взяла биологию. Там все девушки ее берут.
– Растения, – сказал Лукас. – Камни. Вот это я люблю. Но чтобы на них специализироваться и не иметь дела с плотью, надо знать предмет получше моего. А я самый заурядный учитель… Зачем вы вышли замуж?
– Хотела иметь собственную жизнь, – честно сказала она, и ей совсем близко представилось лицо Дэниела. – Собственную частную жизнь. Хотя частной ее особенно не назовешь. Постоянно кто-то в гостях…
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
