Она открыта сердцем, свободна душой,С ярким румянцем и золотыми волосами.О Господь, что одарил ее всей этой властью,Сохрани ее, ибо это – идеал.
Песню перекрыл хриплый крик кречета, и хотя веки Алиеноры оставались сомкнутыми, она увидела, как Сноуит танцует на своей подставке, привязанная за лапки кожаными шнурками. Птица расправила перья белым веером и захлопала, забила крыльями.
– Освободите ее, – взмолилась Алиенора, но не знала, произнесла ли она эти слова вслух или только подумала. Если и произнесла, то никто ее не услышал, и птица продолжала бить крыльями и бороться с опутинками.
Кто-то вложил ей в руку крест, сухой листвой зашуршали у нее над головой озабоченные перешептывания.
Алиенора попыталась встать с кровати и выпустить птицу, потому что больше не могла переносить ее мучений. Где же ее трость? Почему она не может шевельнуться?
И внезапно осознала, что рядом с ней сидит девушка в платье из шелковой парчи цвета слоновой кости, расшитом золотой нитью. Ее темно-каштановые волосы украшают шпильки с драгоценными камнями. Алиенора подумала, что у нее тоже было такое платье. Девушка улыбнулась ей, и глаза у нее были синими, как море возле Тальмона, и из них лучилась радость, а в гибком теле кипела молодая жизнь. Девушка повернулась в сияющем ореоле волос и драгоценностей и посадила кречета себе на запястье. У нее были изящные узкие ладони, гладкие и нежные. Она отнесла кречета к окну, невидимая для тех, кто столпился вокруг постели Алиеноры. Приподняв юбку, из-под которой выплеснулась шелковая пена камизы, она легко встала кожаной туфелькой на скамью под окном и высунулась в открытый проем. Девушка глянула через плечо на кровать, на людей, стоящих над сморщенной телесной оболочкой, и потом с улыбкой на устах широким взмахом руки послала кречета в бесконечную синеву.
Следя за полетом птицы, Алиенора преисполнилась небывалой радости, и это чувство росло и ширилось до тех пор, пока она не слилась воедино с девушкой и птицей. Она взмыла над аббатством, по спирали поднимаясь в светлую высь. Вокруг дробились и складывались, разбегались и росли сполохи красок, подобные радужным преломлениям света в гранях хрустальной вазы, которую она подарила на свадьбу первому супругу. В этом сверкании она увидела других. Они звали ее, раскрывали ей навстречу объятия, и Алиенора тоже открылась этой любви, стала одной из них среди несметных витков света в бесконечном лабиринте, где все едины.
Эпилог
Аббатство Фонтевро,
апрель 1205 года
Год спустя Рихенза стояла перед изящным загадочным надгробием бабушкиной могилы в церкви аббатства. Памятник закончили зимой после смерти Алиеноры. Последние штрихи к ее фигуре добавлял другой скульптор ввиду кончины мастера Д’Ортиса, и из-за тончайшей разницы в стилях Алиенора выделялась среди остальных памятников, казалась более живой – в том, как разбегались складки синей накидки поверх колена, намекая на движение, и в том, как подняты руки, держащие книгу.
В окна церкви струилось солнце и зажигало яркие цвета одеяний. Усыпанная драгоценными камнями корона Алиеноры сияла искрами отраженного света. На ней было светлое платье с узором из зеленых и красных ромбов. Именно к ней первым делом обращался взор того, кто приходил в усыпальницу, несмотря на то что главной фигурой композиции был задуман памятник Генриху. Казалось, что ее надгробие светится жизнью. В то время как дед и дядя Рихензы покоились в глубоком сне, Алиенора бодрствовала. Иоанна, склонившаяся в молитве у подножия могилы отца, тоже была как живая. Женщины живут, мужчины неподвижны, и Рихенза улыбнулась, проникаясь мудростью этого противопоставления. Бабушка часто говорила ей, будто не знает своего места, но на самом деле она знала его, как никто.
– Бабушка, да упокоится с миром душа твоя, – прошептала Рихенза. – Надеюсь, ты воссоединилась на небесах с теми, кого любила при жизни. – Она поцеловала холодную каменную щеку памятника Алиеноры, а также Генриха, Ричарда и Иоанны и вышла наружу, где ее ждала свита. На шахматной доске Европы готовились судьбоносные ходы. Алиеноры не стало, однако на ее место пришли другие и продолжили разыгрывать великую партию.
Вокруг цвел и пел апрель. С вишневых деревьев уже облетели белые лепестки, оставив после себя зеленые завязи новых плодов. Сегодня у Рихензы не было слез, она выплакала и осушила их много месяцев назад. Скорбь ее неизбывна, но постепенно Рихенза примирялась с утратой.
– Такой, как ты, больше не будет, – негромко сказала она, на миг обернувшись, – но пока жива людская память, тебя будут помнить.
Рихенза села на лошадь и, склонившись к своему ловчему, приняла от него Сноуит на затянутое крагой запястье. Кречет издал один пронзительный крик, хлопнул крыльями и затих.
Светлые здания Фонтевро остались у нее за спиной. Рихенза выехала на дорогу, ведущую на север – в Париж, к Бланке.
От автора
Написание трех романов об Элеоноре Аквитанской – Алиеноре, как ее звали при жизни, – стало для меня замечательным и познавательным путешествием. В процессе я узнала много нового и в то же время отбросила массу сведений, которые раньше считала интересными.
«Осенний трон» охватывает тридцать лет жизни Алиеноры между ее заточением в крепости, которая сейчас известна как Старый Сарум (а тогда это была крепость Солсбери), по приказу ее второго мужа Генриха II и ее смертью в аббатстве Фонтевро в апреле 1204 года.
Распространено мнение, будто она находилась в заточении в Саруме с 1174 года до смерти Генриха II в 1189 году, но хотя она и в самом деле провела там много лет, в этот промежуток времени ее иногда держали под домашним арестом в других замках, в том числе в Винчестере, Беркхамстеде и Дувре. Также она ездила в Нормандию, чтобы принять участие в семейных советах и легализовать (так сказать) политические шаги Генриха.
В первые годы заточения Алиеноры Генрих серьезно думал о том, чтобы расторгнуть их брак и отправить супругу в монастырь. Интересно, что примерно в это же время английским отделением Фонтевро стало аббатство Эймсбери. Планировал ли Генрих сделать Алиенору там аббатисой и в то же время привязать ее к своему островному королевству? Возможно.
С момента своего освобождения, которое произошло после смерти Генриха в 1189 году, и вплоть до собственной смерти в 1204 году Алиенора едва успевала перевести дух – она находилась в самом центре дипломатической и государственной деятельности. Помимо правления Англией, она пересекла посреди зимы Альпы, чтобы привезти с Сицилии Беренгарию Наваррскую в качестве невесты для Ричарда Львиное Сердце. Отдохнув всего три дня, отправилась в обратный путь, но ей сначала пришлось заехать в Рим ко двору папы римского, чтобы уладить проблемы, вызванные в том числе ее младшим сыном Иоанном.
После того как император Германии Генрих захватил Ричарда в плен, Алиенора приложила громадные усилия для того, чтобы собрать средства на выкуп, сама съездила за сыном и привезла его домой. Письмо в главе 35, которое Алиенора пишет вместе с Питером Блуа папе Целестину и упрекает того в пассивном поведении, несмотря на ее отчаяние, взято из ее настоящей переписки. Я только слегка его сократила. Доспехи Ричарда действительно привезли в Англию, чтобы выставить напоказ в целях сбора средств на выкуп, и Ричард, пока находился в плену, в самом деле сочинил прекрасную грустную песню, упомянутую в романе. Она сохранилась до наших дней. Если вы наберете в поисковой строке слова «Ja Nus Hons Pris», то сможете познакомиться с несколькими ее версиями.
