— Медперсоналу — это вполне возможно, — согласился я, с тихим лязгом оттягивая затвор. После чего продолжил хнычущим тоном вагонных попрошаек: — Но сам я не ме-е-естный...
Эти слова и лязг затвора крайне обеспокоили охранников. А чтобы у них не осталось никаких сомнений на мой счет, я добавил:
— Мы с вами, по правде сказать, сослуживцы. Раньше работали в разных конторах, а теперь в одной. Фамилия моя Лаптев — может, слышали ее от начальства?
На ковровую дорожку моментально легли два знакомых автомата «Вал».
— Молодцы, — одобрил я. — Не то, что другие ваши, из «мерседеса». Они вели себя очень плохо, оттого и крупно погорели. Вместе с машиной... Та-ак, запасных магазинов я что-то не вижу.
Магазины тут же легли на пол рядом с автоматами. После таких прозрачных напоминаний амбалы предпочли не рисковать.
Когда охрана была заперта в отведенной им палате, мы с Ваней на цыпочках пробрались в уже не охраняемый номер класса «прима».
— Вы хотели увидеть, — шепнул я, — кто уничтожил ваш архив? Нате, Ваня, полюбуйтесь на него.
Сквозь щель в неплотно прикрытых дверях главных апартаментов номера можно было рассмотреть две фигуры. Одна, одетая в красную бархатную пижаму, восседала в ампирном кресле напротив телевизора. Другая, вся в белом, суетилась вокруг первой.
— Неужели Эрик? — тихо изумился Воробьев, заглядывая в щелку. — Я давно знал, что он скользкий тип, но никогда не подозревал...
— Нет, я про второго, который в кресле и в пижаме, — уточнил я. — Это бывший начальник Службы президентской безопасности генерал-полковник Анатолий Васильевич Сухарев.
— А этому зачем жечь наш инвалидский архив? — еще более изумился неискушенный Ваня. Заковыристая логика мировых спецслужб ему была не по зубам.
— После расскажу, Иван. — Я глянул на циферблат «командирских» часов. Шоу лорда Максвелла у ворот клиники могло закончиться в любую минуту. — Свое обещание я выполнил. Показал вам гада, как и договаривались. Налюбовались? Теперь быстрее уходите обратно тем же путем, которым мы сюда пришли. Дальше начинается моя работа. Ее я привык делать самостоятельно...
Надо признать, выдержка у Сухарева была отменной. Умел генерал-полковник владеть собой, ничего не скажешь. Умел.
Острый доктор Эрнест Эдуардович, увидев меня в дверях вместе с тяжелым пулеметом впридачу, прямо подпрыгнул от неожиданности и изменился в лице. А отставной шеф президентской СБ даже ухом не повел. Он вообще сделал вид, что беззвучные картинки на телеэкране ему интересней какого-то там вооруженного налета.
— Да как вы посмели врываться, капитан... — прокудахтал главврач. Но его кудахтанье было тихим, словно курочке-несушке нацепили респиратор. Режим есть режим.
Для усмирения главврача у меня было верное средство. Первым делом я пододвинул ногой свободное кресло, положил на его спинку ствол и нацелил оружие на окно. Авиационный пулемет уже побыл у меня ручным, теперь пусть превращается в станковый. Ручкам капитана Лаптева, знаете ли, необходим отдых. Не казенные.
— Эрнест Эдуардович, — вежливо произнес я. — У меня сейчас начнется важная беседа с вашим пациентом. Вы можете присутствовать, но не станете нам мешать. Иначе в клинике наступит конец вашей ненаглядной тишине. Гарантирую. Видите вот этот крупнокалиберный пулемет? Он сможет раздробить наипрочнейший оконный плексиглас, а уж стучит при стрельбе — как старая колхозная молотилка. Желаете убедиться?
— Не надо, — торопливо отказался человек-скальпель. — Не надо. Но, боюсь, вы не понимаете всей серьезное...
Я положил палец на спусковую скобу, и главврач смиренно заткнулся, отступая в уголок. Теперь мне уже ничего не мешало потолковать с человеком в красной бархатной пижаме.
Генерал-полковник Сухарев по-прежнему игнорировал мое присутствие и гордо отворачивался от меня к немому телеэкрану. Но от разговора со мной ему уже не отвертеться.
— Анатолий Васильевич, — миролюбиво сказал я. — Вы имеете право хранить молчание и не отвечать на мои вопросы. Пожалуйста. Тем более, у меня и нет к вам особых вопросов, кроме одного-единственного. Его я задам в конце, но сперва буду рассказывать сам. Не возражаете?
Человек в бархатной пижаме высокомерно промолчал в ответ.
— Значит, не возражаете, — сделал вывод я. — Тогда приступим... Все началось с вашей отставки, причины которой мне не слишком любопытны. У нас в Управлении ходят разные версии, но мы не станем на них отвлекаться. Президент уволил вас — значит, были у него какие-то причины. А, может, не было никаких. Может, Президент слегка погорячился или встал однажды не с той ноги. Повторяю, причины меня сейчас не волнуют. Важно следствие: генерал-полковник оказался не у дел, а его контору слили с нашей...
Не поворачиваясь ко мне, бывший начальник СБ презрительно хихикнул. Это было лучше, чем просто молчание.
— Обидно, — согласился я, — но что делать? Будь вы только Анатолием Васильевичем Сухаревым и только начальником президентской охраны, вы бы, наверное, еще смирились. Ну купили бы себе депутатский мандат, ну выпустили бы книжку мемуаров, где своего любимого Президента обложили бы четырехэтажно... Но вы ведь не только генерал-полковник Анатолий Сухарев, правильно? Вот в чем заковыка! Вы еще крутой Толян, покровитель всяких гуманитарных фондов и комитетов, наподобие Комитета инвалидов малых войн. А вот это уже серьезнее. Это не просто звездочки на погонах и генерал-полковничья зарплата, не просто премии за выслугу. Это уже настоящие деньги, и они автоматически уходят вместе с должностью, если ее обладатель спекся... Значит, надо вернуть себе должность. То есть вернуть расположение Президента. Но как? Верно: доказать свою незаменимость. Естественно, за чужой счет.
Я провел ногтем по рифленому боку ствольной коробки, вызвав негромкий зудящий звук.
— Вы поступили очень хитро, — сказал я. — Сразу после отставки вы симулировали нервное расстройство и укрылись в полузакрытой полугосударственной клинике, у доброго доктора Эрнеста Эдуардовича...
При этих словах человек-скальпель сделал слабую попытку выдвинуться из своего угла. Я молча показал ему пулеметный патрон, и главврач туг же задвинулся обратно.
— Я точно не знаю, — продолжал я, — как вы отыскали Игоря Исаева. Наверное, через инвалидский Комитет Германа Семеныча, или, скорее всего, вы его присмотрели еще в этой клинике, где контуженный парень занимал койку в бесплатной палате... Не в такой, конечно, как у вас. В самой обычной многоместной палате. Как правило, Эрнест Эдуардович никому не выдает личных дел своих пациентов, но для такого дорогого клиента он, я думаю, сделал исключение... Дальше все элементарно. У одинокого парня после выписки из больницы объявляется невидимый друг, — я показал на телефонный аппарат, который выглядывал из-под ампирного кресла. — А у вас — готовый исполнитель, которого легко задействовать в вашем плане... Умно придумано?
Все так же, не поворачиваясь ко мне, Сухарев удовлетворенно хихикнул.
