Книга Если столкнешься с собой... - Юрий Вяземский

Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147

На несколько слов хочу обратить ваше внимание, Иван Федорович, ибо, как мне кажется, Инквизитор ваш их не понял или не пожелал понять. А в них, с одной стороны, глубочайшая Тайна, а с другой – спасительное для нас с вами разъяснение.

Первое слово – «Иисус». Не сказано «Христос», сказано «Иисус». То есть из двух имен Богочеловека именно человеческое имя выбрано. Какой смысл искушать Бога и мог ли Он, природно непогрешимый, подвергнуться искушению? Не мог, не может, и бессмысленно было бы с точки зрения Божественного Промысла. Но Богочеловек Иисус, принявший на себя зрак раба, добровольно обрекший Себя на рабское служение человеку, отправился в пустыню, дабы, как пишет святой Ефрем Сирин, «на примере показать нам, что после крещения мы должны подвергнуться искушению… Господь попрал похоти искусителя и бросил их в бездну, дабы попрали их те народы, кои когда-либо были попираемы ими». Чтобы и мы попрали, «как образы для нас», «в наставление нам» (по словам святого апостола Павла) – вот смысл Богочеловеческих искушений!

«Возведен был Духом». Дух возводит, Дух велит и влечет к искушению; у Марка – «экбаллей», то есть буквально: выбрасывает, выталкивает Иисуса в пустыню на встречу с дьяволом. Сатана только потом приступит и станет искушать, а сперва Дух гонит. Вверх устремляет, так у Матфея («анэхфе»). Сама Пресвятая Троица участвует в этом восходящем порыве, и зримы все три Лика Ее, как совсем недавно зримы были в сцене крещения.

«Искушения». Великому Инквизитору почему-то особенно не нравилось это слово. Может быть, он не знал греческого? Ведь то, что у нас «искушать», у греков «пейрадзейн». У нас «искушать» значит соблазнять на злые деяния, совращать ко греху, толкать на ложный путь. А у греческого «пейрадзейн» иной смысловой оттенок: «испытывать», «проверять» и даже «подготовлять». А может быть, как раз наоборот, именно потому Великому Инквизитору не нравилось слово «искушение», что он знал греческий? И вот убоялся, что некоторые воспримут искушение как испытание и отважатся на него и это испытание с честью выдержат? Из чего он тогда будет чай пить… то есть, простите великодушно за скрытую цитату; я хотел сказать: как инквизиции управлять теми, кто в испытаниях закалился и преобразился?

У Матфея «тогда», а у Марка – «немедленно»: «Немедленно после того Дух ведет Его в пустыню» (Мр. 1. 12). «Сим учит нас, что после крещения особенно надобно ожидать искушений», – замечает блаженный Феофилакт Болгарский. Крещение, стало быть, есть не только восприятие благодати, и силы, и радости, и света внутреннего, но и снаряжение на битву, на муки страстей. И времени на эту подготовку мало, иногда совсем мало бывает.

Наконец, о порядке трех искушений. Здесь два евангелиста расходятся между собой. У Матфея искушения следуют в таком порядке: 1) искушение хлебами, 2) искушение в Иерусалиме, 3) искушение на горе. Лука же переменяет местами два последних искушения. Подавляющее большинство толкователей (ваш Инквизитор в их числе) принимает последовательность евангелиста Матфея. Я же, с вашего позволения, последую Луке. Потом объясню, почему я дерзнул идти наперекор общепринятой традиции.

Итак, искушение, которое и у Матфея и у Луки первое.

«Там (в пустыне. – Ю. В.) сорок дней Он был искушаем от диавола и ничего не ел в эти дни; а по прошествии их напоследок взалкал. И сказал Ему диавол: если Ты Сын Божий, то вели этому камню сделаться хлебом. Иисус сказал ему в ответ: написано, что не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом Божиим» (Лк. 4. 2–4).

Здесь и далее различия у двух евангелистов, на мой взгляд, не принципиальны, поэтому цитировать буду одного Луку.

Пустыня! Вот местность, и словно перст указующий, и символ, символ прежде всего. Между Иерусалимом, лежащим на центральном плоскогорье, и Мертвым морем, в которое впадает Иордан, простирается пустыня. В Ветхом завете называется она Иешиммон, что значит опустошение. Скалы там остры и обрывисты, шершавы от множества раковин; расщелины словно шрамы на теле земли, а камни покрыты шелушащейся коростой. С одной стороны, телесна и реальна она, эта опустошенная земля. Но с другой, холмы подобны кучам пыли, и ветры быстро меняют их очертания; часто, как рассказывают путешественники, земля гремит пустотой, когда на нее ступает нога человека или лошадиное копыто… Будто материальность и реальность лишь на поверхности, а там, в глубине – все гулко и пусто, бездна и обман, но сверху кое-как прикрыты убогой перстью, песком и камнями, некоторые из которых, говорят, маленькие и круглые, похожие на булки.

Некоторые толкователи считают: Иисус искушался не между Мертвым морем и Иерусалимом, а на Синайском полуострове. Другие возражают: слишком далеко от места крещения. Но, во-первых, если Дух возвел, то понятие «далеко» становится неуместным: не только на Синай мог возвести, но и в Сахару, в пустыню Гоби, в калифорнийскую Долину Смерти. Я же полагаю: неважно, что за пустыня, а важно, что пустыня была иудейская по слову, по смыслу, по символу своему. Не только потому, что сперва египтяне, а затем иудеи считали пустыню обителью злых духов (Сета, Азазела, Асмодея), но главным образом потому, что именно в пустыне искушался народ израильский. Сорок лет блуждал, хотя и имел своим поводырем Моисея. И позже, утвердившись в Земле обетованной, все не мог оторвать глаз своих от пустыни: прельщала она его и испытывала, с юга пугала, с востока манила, с севера нахлынула и увлекла в плен вавилонский. Как иудея ни корми – все равно в пустыню смотрит…

«Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом Божиим». Первая часть давно стала поговоркой в русском языке, но о второй как бы забыли, и слово «будет» из первой выпало.

В этом изречении содержится указание на духовную пищу, которой питается верующий человек, при которой он как бы забывает на время о пище телесной, как бы не чувствует нужды в ней; не тело питает дух, а дух – тело, дух верующего человека должен быть господином тела, а не наоборот; дьявол представлял человека преимущественно как телесное существо, Спаситель же усматривал в нем существо преимущественно духовное; – таков смысл большинства толкований на это место, и слишком часто толкователи этим утверждением господства духа над телом и ограничиваются.

Ваш Инквизитор эту односторонность толкования зорко углядел и радостно воскликнул: «Ты обещал им хлеб небесный, но, повторяю опять, может ли он сравниться в глазах слабого, вечно порочного и вечно неблагородного людского племени с земным? И если за тобою во имя хлеба небесного пойдут тысячи, десятки тысяч, то что станет с миллионами и с десятками тысяч миллионов существ, которые не в силах будут пренебречь хлебом земным для небесного?» Гениальный аргумент, но и я «повторяю опять»: гениальное возражение против одностороннего толкования. Иисус же никогда не противопоставлял земное небесному. И как Он, Богочеловек, неслиянное и нераздельное сочетание божественного и плотского, мог бы эти две природы противопоставить друг другу, оставаясь Самим Собой, Иисусом Христом? Кажется мне, что и в вопросе о хлебе Он совершенно другое имел в виду. Даром, что ли, Иисус ссылается на ветхозаветные стихи, в которых автор Пятикнижия напоминает народу об его странствовании по пустыне и говорит, что там Бог «смирял тебя, томил тебя голодом и питал тебя манною (курсив мой. – Ю. В.)… дабы показать тебе, что не одним хлебом живет человек, но всяким, исходящим из уст Господа». И разве не Словом Божиим сотворен весь наш мир, и время, и космос, и воинство ангельское, и в том числе все земные материалистически-реальные и биологически-питательные «хлеба». Словом образованы, по Слову произрастают и лучше всего возделываются не теми ли, кто Слово слышит, понимает и Словом преобразует и труд свой, и результаты его, и использование этих результатов. «Люди голодны, но вопрос в том, почему они голодны? Может быть, это следствие их собственных ошибок и беспомощности или беспечности? Или это результат того, что одни эгоистично владеют слишком многим, тогда как другие имеют слишком мало? Правильный путь излечить голод, значит устранить его причину, а причина эта – в душах людей». Так пишет протестант Баркли, но разве он неправ с чисто православной точки зрения? Хлеб небесный не противостоит хлебу земному, но он господствует над этим последним, преображая его, разнообразя. Живя хлебом небесным, всегда обретешь и хлеб земной, но хлебом земным никогда не заменишь хлеба небесного. Выращивать земные хлеба ради них самих, забыв о хлебах небесных, – это и есть грех, шаг навстречу первому искушению.

Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147