– К сожалению, данные из фронтовых частей пока крайне неточны, – вздохнул начштаба. – Проводные линии связи повреждены, их сейчас восстанавливают. Имеются также повреждения радиостанций. В частности, недоступны отделы связи 161-й и 87-й пехотных дивизий. Связь с ними мы поддерживаем через узел 7-й танковой. После недавнего нападения красных они хоть и потеряли примерно половину наличных средств связи, но пару радиостанций дальнего действия сохранить удалось.
– А полковые станции? – поморщившись, спросил командующий.
– Нас они, возможно, и принимают, но для передачи мощности явно не хватает. Как-никак двести семьдесят километров по прямой. Есть связь со штабом 8-го корпуса, и они ретранслируют нам сообщения из Духовщины, но эта схема приводит ко вполне объяснимым задержкам, – ответил начальник связи группы армий.
– Господин фельдмаршал, – поднял руку пожилой оберст, – а что мы будем делать с отрядом у озера Палик? Если они в качестве развития новой тактики русских, о которой вы только что сказали, решат атаковать уже наш штаб, могут возникнуть серьезнейшие проблемы с управлением войсками. Впрочем, как и со снабжением.
Клюге побарабанил по столу пальцами левой руки, качнул указку в правой.
– Что сообщает авиаразведка? – вперив взгляд водянистых, чуть навыкате глаз в полковника, спросил он.
– Облеты проводились раз в два часа, господин фельдмаршал. Крупных масс противника замечено не было.
– А мелкие, стало быть, были?
– Так точно, господин фельдмаршал! Замечены отдельные группы военнослужащих противника численностью до роты!
– Вот и отправьте туда полицейских. На фронт мы этих дармоедов все одно послать не можем, так пусть хотя бы разведку проведут.
– А что в таком случае мне делать с заявкой контрразведки и службы безопасности на четыре пехотных батальона для поиска русской разведгруппы западнее Могилева? – Генерал Шенкендорф, отвечавший за охрану тыла группы армий, был одним из самых старых среди всех присутствующих, отчего мог позволить себе некоторую вольность в общении с Клюге.
– Вы можете выполнить эту заявку, не отвлекая маршевые и боевые части, Макс?
– Вполне. Но это займет на пару дней больше времени.
– Значит, так и поступим! Что у вас? – фельдмаршал повернулся к застывшему в трех шагах от него обер-лейтенанту с ленточкой Железного креста второго класса. «Из первых, за Польшу, наверное, получил», – отметил про себя Клюге, обратив внимание на нестандартную желто-черную расцветку – в свое время производители ошиблись с рецептурой краски, и ленты очень быстро выцветали. Но многие отказывались менять старые ленточки на новые.
– Расшифровка донесения из Духовщины, господин генерал-фельдмаршал! – Офицер сделал два четких шага и протянул документ командующему.
Пока Клюге читал сообщение, все замерли в томительном молчании: логические построения и прикидки – это, безусловно, хорошо, но каждый из офицеров знал, как легко они рассыпаются при столкновении с ежесекундно меняющейся действительностью войны.
– На стыке 5-й и 8-й пехотных дивизий противник вклинился в нашу оборону на глубину до пяти километров. – Лист с шифровкой упал на карту, а указка, снова очутившаяся в руке «Умного Ханса», провела прямую линию от фронта почти до Духовщины. – Танкисты из 7-й дивизии сообщают, что пока накапливают силы для совместного с 14-й мотопехотной контрудара и последующего окружения прорвавшейся… Хотя… какой, к черту, накапливают?! – Генерал-фельдмаршал снова схватил листок с шифровкой. – Грейфенберг! Каково на настоящий момент состояние этих дивизий?
– Согласно последнему отчету, полученному нами два дня назад, в 7-й дивизии боеготовы тридцать две «двойки», пятьдесят пять «панцер тридцать восемь» и десять «панцер три», – опытному штабисту не нужно было даже заглядывать в бумаги. – В ближайшую пару дней ремонтные подразделения способны вернуть в строй еще около десяти машин.
– Великолепно, – желчно пробормотал Клюге. – А какое количество можно уже списать из-за этого обстрела? А сколько «ремонтопригодных» русские захватили, прорвавшись на пять километров? И сколько еще захватят, когда пройдут следующие пять? Мне кажется, господа, что строить гипотезы лучше, имея достоверную информацию. Соедините меня со Штраусом и Готом! После – с Гудерианом и Вайхсом! Фон Тресков! – командующий повернулся к начальнику оперативного отдела. – Через полчаса жду от вас доклада о возможности использования железных дорог и трофейного подвижного состава для переброски подкреплений на угрожаемый участок! Вы, Ханс, – настал черед начальника штаба, – максимально быстро предоставьте мне данные обо всех наличных резервах! Включая трофейную материальную часть… На настоящий момент это все! – И генерал-фельдмаршал направился к столу, где размещались связисты.
Взгляд со стороны. Тотен
Деревня Загатье Кличевского района Могилевской области, БССР.
23 августа 1941 года. 9.03
Утренний кофе я, подобно настоящему штабному, потребляю с доставкой в кабинет. Нет, не по причине «обуревания в корягу», а просто командир подкинул столько «непыльной работенки», что оторваться нет никакой возможности. Нормально читать готичный до невозможности шрифт, который немцы используют в каждом втором документе, умею только я. Вот и читаю. Вслух, попивая кофеек, а Зельц записывает. Несмотря на необходимость дальнейшей редактуры, так все равно быстрее выходит. Пробовали, впрочем, усадить Лешку за пишущую машинку, но не сложилось – обезьяна быстрее печатает.
Бросив тоскливый взгляд в окно, допил кофе и присел рядом со стажером.
– «Ведомость вещевого довольствия 14-й роты, 34-го рабочего батальона!» – с чувством прочитал я шапку очередной бумажки.
– Это что за полк такой? – негромко спросил Зельц, выводя аккуратные, просто-таки девчачьи буковки.
– Ща узнаем! – Для прояснения ситуации пришлось немного напрячься, точнее – отвернувшись, открыть в наладоннике «секретный архив» и быстренько сопоставить имеющиеся обрывки данных с документом. В такие моменты я искренне мечтал о нормальном ноуте. В «пидиашке», что ни говори, функционал явно не тот. – Это РАД[73], а не полк, – заявил я ему после примерно пятиминутных поисков.
Больше половины документов из портфеля, стыренного во время бомбежки у моста, относилось не к Вермахту, а как раз к этой службе. Видимо, мы «обнесли» одного из офицеров Имперской службы труда. Хотя, насколько я помню, номера на машине были армейские. Но еще в родном МИИТе[74]повезло мне пообщаться с одним преподавателем на военной кафедре, который, почуяв мой искренний интерес ко всему немецкому, много чего порассказал об этом народе в целом и германских железных дорогах в частности. Было дедушке сто лет в обед, так что он даже успел поучаствовать в послевоенном восстановлении как на нашей территории, так и на землях бывшего Третьего рейха. Даже в Саксонии, где прошло мое детство, он ухитрился отметиться. И одна из фраз Андрея Станиславовича сейчас как раз и всплыла в памяти. «Видишь ли, – сказал он мне, – аналогов что РАДу, что Организации Тодта у нас просто подобрать нельзя. Оружие носили, но не военные, по подряду работали – но не гражданские. Представь – только за июль месяц сорок первого сотрудники этих контор сообщили о более чем двух сотнях боев с нашими окруженцами! А ведь они в атаку не ходили, а всего лишь нашу «железку» на европейскую колею перешивали».
