Молчание. Леони отыскала еще одну монету.
— Француз, — произнесла женщина, выплюнув это слово, как оскорбление.
— Днем. Еще не стемнело.
Озадаченная Леони убрала руку. Окошко немедленно закрылось.
Она повернула назад, плотнее кутаясь в плащ. Оставалось только предположить, что за время, пока мальчуган нес письмо в Домейн-де-ла-Кад, кюре пришлось срочно уехать. По такому срочному делу, что он не смог ее дождаться?
Время на поездку потрачено зря. Торопясь вернуться домой, Леони нашла в кармане плаща карандаш и бумагу и нацарапала записку, выражая сожаление, что не застала кюре. Она протолкнула листок в узкую щель ящика для писем на стене дома священника и торопливо вернулась к Паскалю.
На обратном пути Паскаль гнал лошадей еще быстрее, но минуты как будто растягивались в часы, и Леони едва не вскрикнула от радости, завидев впереди Домейн-де-ла-Кад. Когда на обледенелой дорожке к крыльцу Паскаль придержал лошадей, Леони готова была выскочить из пролетки и бегом броситься к дому.
Наконец они остановились и она взбежала к парадной двери, охваченная необъяснимым ужасом. Что могло случиться, пока ее не было?
Луи-Анатоль выбежал ей навстречу.
— Он здесь! — кричал мальчик.
У Леони в жилах застыла кровь.
Дверь за ней захлопнулась.
Глава 93
— Бонжорн, мадомазела, — прозвучал голос из тени.
Леони не поверила своим ушам. Он выступил на свет навстречу ей. Она бросилась вперед, протянув к нему руки.
— Мсье Бальярд! Как мы вас ждали, как ждали!
Он улыбнулся Луи-Анатолю, не отстававшему от него ни на шаг.
— Этот молодой человек прекрасно обо мне позаботился, — сказал он. — Меня развлекали игрой на рояле.
Не дожидаясь дальнейшего поощрения, мальчуган пробежал по черно-красным плиткам, залез на табуретку у рояля и начал играть.
— Послушай, тетя Леони, — воскликнул он. — Я нашел это в нотах в табуретке. И сам разучил!
Призрачная мелодия в ля минор, быстрая и нежная. Его маленькие руки с трудом брали аккорды. Музыка, наконец прозвучавшая, исполненная, и прекрасно исполненная, сыном Анатоля.
«Святилище, 1891».
Глаза Леони наполнились слезами. Она почувствовала на своей руке руку Одрика Бальярда, прикосновение его сухой кожи. Они стояли и слушали, пока не замер последний аккорд.
Луи-Анатоль уронил руки на колени, глубоко вздохнул, будто вслушиваясь в эхо тишины, и обратил к ним сияющее от гордости лицо.
— Вот, — сказал он. — Я упражнялся. Это для тебя, тетя Леони.
— У тебя большой талант, сеньер, — похвалил Одрик Бальярд, аплодируя мальчику.
Луи-Анатоль вспыхнул от радости.
— Если, когда вырасту, я не смогу стать солдатом, то поеду в Америку и стану великим пианистом.
— Достойное призвание, и то, и другое, — усмехнулся Бальярд. Потом улыбка погасла. — Но теперь, мой одаренный юный друг, нам с твоей тетей надо поговорить о делах. Ты меня извинишь?
— Но я…
— Это недолго, малыш, — твердо сказала Леони. — Мы обязательно позовем тебя, когда закончим.
Луи-Анатоль вздохнул, потом пожал плечами и, улыбнувшись, побежал к кухне, окликая Мариету.
Как только он скрылся, Леони с Бальярдом перешли в гостиную. Его осторожные, но точно поставленные вопросы помогли Леони быстро изложить все случившееся со времени его отъезда из Ренн-ле-Бен: трагические, неестественные, таинственные события. Она не утаила от него и своих подозрений, что Виктор Констант вернулся.
— Я писала о наших бедах, — добавила она, не сумев скрыть упрека в голосе, — но не знаю, получили ли вы хоть одно мое письмо.
— Некоторые получил, другие, наверно, затерялись, — невесело подтвердил он. — Печальное известие о смерти мадам Изольды я получил только после возвращения, сегодня днем. Мне было грустно услышать это.
Леони смотрела на него и видела, какой он старый и ветхий на вид.
— Это было освобождением. Изольда уже давно была несчастна, — тихо сказала она, стиснув руки. — Скажите мне, где вы были? Мне так вас недоставало.
Он сложил ладони, палец к пальцу, как на молитве.
— Если бы не дело, чрезвычайно важное лично для меня, — мягко сказал он, — я бы не оставил вас. Но мне сообщили, что человек… человек, которого я ждал много, много лет, возвратился. Однако… — Он помолчал, и в молчании Леони уловила за простыми словами боль открытой раны. — Однако это была не она.
Леони на минуту отвлеклась. Она лишь однажды слышала, чтобы он говорил о ком-то с такой нежностью, но у нее сложилось впечатление, что девушка, которую он вспоминал с такой любовью, давно умерла.
— Я не уверена, что понимаю вас, мсье Бальярд, — осторожно заговорила она.
— Нет, — мягко согласился он, и тут же черты его снова стали жесткими. — Если бы я знал, то не уехал бы из Ренн-ле-Бен. — И со вздохом добавил: — Во всяком случае, я воспользовался поездкой, чтобы подготовить убежище для вас и Луи-Анатоля.
Леони уставилась на него круглыми глазами.
— Но я всего неделю как решилась уехать, — возразила она. — Даже меньше. А вас не было десять месяцев. Как вы могли…
Он медленно улыбнулся.
— Я давно боялся, что возникнет такая необходимость.
— Но как?..
Он поднял руку.
— Вы не ошиблись в своих подозрениях, мадама Леони. Виктор Констант действительно находится недалеко от Домейн-де-ла-Кад.
Леони застыла.
— Если у вас есть доказательства, мы должны обратиться к властям. Меня они до сих пор не принимали всерьез.
— Доказательств у меня нет, только твердая уверенность. Но я не сомневаюсь, что Констант попал сюда не случайно. У него есть цель. Мы должны уехать до утра. Мой дом в горах готов и ждет вас. Я скажу Паскалю, что нужно делать. — Он помолчал. — Они с Мариетой едут с вами? Она, кажется, теперь его жена?
Леони кивнула.
— Я им доверяю.
— Вы можете оставаться в Лос-Серес сколько вам будет угодно. Или до тех пор, пока возвращение сюда не станет безопасным.
— Спасибо вам, спасибо!
Леони влажными глазами оглядела комнату.
— Мне будет жаль покидать этот дом, — тихо сказала она. — Моя мать и Изольда не были здесь счастливы. Но для меня, несмотря на все печали, он стал родным.
Она помедлила.
— Я должна признаться вам в одной вещи, мсье Бальярд.