— Появились. Ты слишком многое выводишь из одно-го-единственного глагола.
Он шлепнул ладонью по пачке отпечатанных листов.
— Однако он все связывает воедино. Принцип непротиворечивости, а не дедукция. Ни одной отдельно взятой логической цепочки не достаточно, чтобы поддержать вывод, но все воедино… Молитва, приписываемая Иоганну, говорит, что существует восемь тайных путей покинуть Землю. Сколько измерений в твоем «свернутом гипопространстве»?
— Восемь. — Слово вырвалось неохотно. Кровь стучала у нее в ушах. Что, если?
— А религиозный трактат, по косвенным данным приписываемый Дитриху, гласит: чтобы путешествовать к иным мирам, ты должен совершить путешествие внутрь. Ты говорила почти теми же самыми словами. Твоя геометрия двенадцати измерений превратилась в троицу Троиц. Автор упоминает о «временах и местах, которых мы не сможем узнать иначе — только заглянув внутрь самих себя».
— Но ведь это же религиозный трактат, не так ли? Я хочу сказать, под «другими мирами» подразумевались рай, ад и Земля, а «путешествие внутрь» означало раскрыть чью-либо душу.
— Ja, doch. Но эти идеи зафиксировали на бумаге только спустя семьдесят пять лет. Писцы записывали то, что слышали из третьих или четвертых уст, и толковали согласно привычной для них парадигме. На смену рационализму Средних веков приходит романтизм эпохи Возрождения. Кто знает, что сам Дитрих понял из объяснений Иоганна? Вот. — Он закрыл папку и передал всю кипу ей. — Прочти все от начала до конца, как это сделал Антон, и увидишь, есть ли в этом смысл.
Она посмотрела Тому прямо в глаза, принимая документы из его рук Он в самом деле не шутит. А значит, Том просто не мог примириться с неразрешимостью первоначальной проблемы.
Или же, возможно, его идея не так безумна, как звучит.
«Дай ему шанс. Он вполне заслуживает его, прежде чем я вызову людей в белых халатах», — подумала Шерон.
Она направилась к бескаркасному креслу, шлепнулась в него и принялась за чтение медленно и тщательно, полагаясь на его английский перевод Готику было слишком тяжело читать, а латынь оставалась для нее китайской грамотой. Краем глаза Шерон видела, как беспокойно ерзает Том.
Безумные, бессвязные обрывки. Но через них идет нить, связывая все воедино. Физик, наконец, перешла к трактату, который Том ей показывал прежде, и сразу узнала угловатую заглавную букву. Следующей шла эмблема ордена св. Иоганна, где каждая часть Троицы расположилась внутри маленьких треугольников, находящихся в углах большого треугольника. Любопытно, но Святой Дух оказался на вершине. Поразительно, но символ оказался почти идентичен ее собственной схеме «поливерсума».
Когда она закончила, то закрыла глаза и попыталась найти свой путь к ответу. Сложить вместе кусочки мозаики, как он. Если это увязывается с тем… Наконец, тряхнула головой, увидев ловушку, в которую попала, и вынесла решение:
— Все это случайность. Ни из одного документа твоя гипотеза не вытекает прямо, и ни один ничего не упоминает о пришельцах или других планетах. — Засвистел чайник, и она пошла на кухню выключить его, положив материалы Тома на кухонный стол, где свалила собственные записи прошлой ночью. Раскрыла шкафчик над мойкой и вытащила пачку чая.
— Нет, упоминают, — упорствовал Том. — Они говорят это открытым текстом. В средневековых понятиях и выражениях. Нам легко рассуждать о планетах, обращающихся вокруг звезд; но они только начинали осознавать, что Земля вращается вокруг своей оси. «Мир» означает… Хорошо, он означает «поливерсум». А слово «планета» — «звезды, которые движутся». Мы можем толковать о многомерном пространственно-временном и каком угодно континууме. Но они не могли Они только нащупывали понятие континуума — они называли это «насыщением и затуханием форм», — а Буридан только-только сформулировал первый закон движения. У них не было слов, чтобы дать этому определение. Вся информация, полученная от звездных странников, просеивалась через неподготовленное для восприятия услышанного Weltanschauung.[275]Почитай как-нибудь Оккама или Буридана с Фомой Аквинским. Нам почти невозможно понять их, поскольку они смотрели на вещи иначе, чем мы.
— Люди есть люди. Я не убеждена.
Шерон пришло на ум, что это не она разыгрывала роль адвоката дьявола. В роли заступника бесов выступал Том. Ей захотелось поделиться с ним этой шуткой в его духе, но она решила, что сейчас не самое подходящее время. Он был ужасно серьезен.
— Все, что у тебя есть, можно прочитать иначе. Только когда ты сложил все факты вместе, стало казаться, что они образуют рисунок Но правильно ли ты их сложил? Все ли твои кусочки от одного и того же пазла? Почему здесь вообще должна быть какая-то связь? Быть может, дневник вел не твой пастор Дитрих Могли быть и другие Оберхохвальды — в Баварии, в Гессене, в Саксонии. «Деревушка высоко в горных лесах». Бог мой, да это такая же редкость в Южной Германии, как Мейн-стрит на Среднем Западе. — Она подняла руку, чтобы упредить возражения, как это прежде делал он. — Нет, я не издеваюсь над тобой. Я только лишь указываю на альтернативы. Может, удар молнии в самом деле был ударом молнии, а не выбросом энергии из поврежденного гипокосмолета. Может, Дитрих дал приют пилигримам из Китая, как ты думал прежде. Может, Иоахим отравился спорыньей, когда ему привиделись летающие монстры. И медная проволока вполне могла иметь иное предназначение, а не починку инопланетной техники.
— А как насчет описания скрытых, внутренних миров и троицы Троиц? Разве это не похоже на твое гипопространство?
Шерон пожала плечами:
— Или на средневековую теологию. Физика и религия одинаково звучат как тарабарщина, если тебе неизвестны базовые аксиомы. — Она налила в заварник кипяток и дала чаю настояться. Однако на кухонном столе не оказалось места. Все было завалено бумагами.
Она уронила со стола папку, и часть содержимого выскользнула на пол.
Распечатки Тома перемешались с ее собственными документами из лаборатории. Средневековые манускрипты — с электрическими схемами детекторов хрононов. Шерон выругалась и принялась поднимать все обратно. Том встал в дверном проеме.
— Знаешь, что мне кажется важным? — спросил Том. — То, как Дитрих отзывался о пришельцах.
— Если они были пришельцами, а не галлюцинациями.
— Хорошо. Если они были пришельцами. Он всегда называл их «существами», «созданиями», «моими гостями» или «путниками». Ни слова о сверхъестественном. Разве не Саган однажды сказал, что пришельцам придется быть осторожными, чтобы их не приняли за ангелов или демонов?
Она фыркнула:
— Саган был оптимистом. Способность пересечь космос не делает кого-либо более нравственным. Европейцы переплыли океан, но нравственнее индейцев не стали. — Шерон раскладывала документы по разным папкам. — Я помню: его слова стали бы убедительным доказательством визита пришельцев. Он это говорил в книге, написанной вместе с Шкловским.[276]
