отношение? Каллиас, она едва может поднять меч. Иди, приляг и перестань тратить моё время понапрасну, а пока ты отдыхаешь, начни изучать те книги, которые я принесла тебе в комнату. До приезда Артема осталось всего две недели, и это ничего не меняет.
Её слова забрали весь воздух из его лёгких, отозвавшись болью в животе, как удар под рёбра.
Она ему не поверила. Хуже того, даже после всего этого… она всё ещё собиралась продать его.
Он уставился на свои руки — руки, которые никогда не держали корону, но держали руки своего народа. Держали меч, защищая их. Держали молотки, чтобы восстановить их дома, держали детей, жаждущих рассказать ему о своих новейших играх, держали доску для серфинга, край парусной лодки и весло для каноэ.
Как принц, он не мог спасти их.
Но, может быть, он мог бы стать чем-то новым.
— Мне нужно отречься от престола, — прошептал он.
— Говори громче, Кэл, — вздохнула Адриата, потирая висок и опускаясь обратно на своё место. — Мой слух уже не такой, как раньше.
— Я сказал, — рявкнул он так громко, что сам чуть не испугался, — я отрекаюсь от своего титула Первого Принца.
Глаза его матери метнулись к нему.
— Что?
Отлично. Значит, ему придётся сделать это официально.
— Я, Каллиас Александрос Атлас, настоящим отрекаюсь от своего титула Первого Принца, — объявил Каллиас, и в тот момент, когда он это сделал, груз всех его двадцати пяти лет спал с его плеч.
— Каллиас, — задохнулась его мать, но он ещё не закончил.
— Я передаю титул моему брату, принцу Финнику Аврелию Атласу, и…
— Каллиас, остановись…
— И передаю ему все обязанности и привилегии, связанные с этой должностью, без всякой злой воли. Пусть он служит своему королевству с достоинством и гордостью.
Маловероятно, учитывая, что это был Финн. Он выполнял службу с сарказмом и неподходящими шутками.
И он возненавидит Каллиаса за то, что тот вынудил его к этому. Но Каллиасу надоело служить прихотям других людей.
Адриата уставилась на него, ярость и ужас по очереди темнели в её глазах, а за ними — разбитое сердце.
— Каллиас, это… ты устал, любимый, ты не обязан этого делать, просто… просто отдохни, и мы поговорим…
— Я не знаю, почему ты не любишь меня так, как других, — перебил он, и в его голосе появилась хрипотца. — Я не знаю, в чём я тебя подвёл, что заставило тебя так сильно хотеть избавиться от меня. Но я слишком долго молчал. Я слишком долго был идеальным сыном, и с меня хватит. Ты не великая королева. Ты великий поджигатель войны. Ты думала, война вернёт её обратно? Ты думала, что это каким-то образом исцелит тебя? Этого не произошло. Это только превратило твой народ во вдов и вдовцов, сирот и детей-солдат. А Солейл даже не была мертва! Она была там всё это время, и если бы не Джерихо, мы могли бы узнать об этом вовремя, чтобы спасти её. Даже сейчас ты не хочешь слушать. Что-то не так в Атласе, мама, но это не я. Это ты.
Каждый раз, когда Каллиас Атлас открывал рот, чтобы высказать свою правду, он всё ломал. Иногда безвозвратно. И он знал, глядя в полные слёз глаза своей матери, что это был один из тех случаев. Но, возможно, это было что-то, что нужно было сломать.
— Каллиас… я не хочу… Я не хотела, чтобы ты чувствовал, будто я хочу, чтобы ты ушёл, этого никогда не было… — Адриата сделала глубокий, прерывистый вдох. — Мне жаль. Но…
— Я знаю, — мягко перебил Каллиас. — Но это ничего не исправит.
Ничто не исправит. Пока его мать не смирится с тем, чем она пожертвовала в своём стремлении отомстить. До тех пор, пока она не найдёт в своём сердце желание простить его за то, что он не был подходящим сыном, сыном, который мог бы спасти её дочь от пламени, поглотившего их дом.
У Адриаты, казалось, не было ответа на это, а Каллиасу больше нечего было сказать.
Хорошо. И ещё кое-что.
— Если ты не поступишься своей гордостью, чтобы защитить Атлас, — сказал Каллиас, — если ты не спасёшь наших людей… тогда это сделаю я.
Он ушёл, чувствуя себя легче, чем когда-либо за последние годы, даже когда затуманенные шоком глаза его матери провожали его до двери.
Всю свою жизнь он смотрел на трон, ожидая, когда ему наденут кольцо на палец. Всю свою жизнь он боролся, никогда не отдыхал, всегда должен был быть лучше. Всегда нужно быть совершенным. Первый Принц Атласа.
Но он больше не был принцем. Уже больше не ничто.
Поэтому он взял на себя всю ответственность, весь страх, весь гнев, горечь и горе…
И он отпустил это.
* * *
— Каллиас!
Голос Финна преследовал его, когда он шёл по коридору, его плечи были расправлены, не осталось веса, который прогибал их в вечном поклоне. Он всегда думал, что корона станет его спасением. Он никогда не понимал, что на самом деле она была его клеткой.
— Кэл!
Финн выругался себе под нос, когда догнал его, тяжело дыша, схватил за плечо и развернул к себе. Второй Принц — нет, теперь Первый Принц — посмотрел на него с чем-то похожим на предательство, с чем-то похожим на боль.
— Что, по-твоему, ты творишь?
— Я спасаю своё королевство, — ответил Каллиас, протискиваясь мимо него, направляясь обратно к камере Элиаса. — Чего бы это ни стоило.
— И какая часть этого означает, что ты отказываешься от своей проклятой богами короны, а?
Что-то дрогнуло в голосе Финна, когда он погнался за ним. Каллиас подумал, что это мог быть страх.
— Каллиас, ты понятия не имеешь, что ты только что сделал, ты понятия не имеешь, что со мной случится…
— Ну, для начала, ты больше не сможешь играть в азартные игры.
Это заставило Финна остановиться — по крайней мере, на мгновение. Затем он снова ускорил шаг.
— Ты знал?
— Элиас донёс на тебя. Знаешь, это плохая привычка.
— Как и алкоголизм.
— Справедливое замечание.
— Почему ты не сказал мне, что они одобрили соглашение?
Финн застонал, запустив руки в волосы, ускоряя шаг. Он оказался перед Каллиасом, не давая ему продвинуться дальше, и уставился на него, боль в его глазах была такой, что Каллиас не мог припомнить, что видел в нём… по крайней мере, долгое время. С тех пор, как им было десять и пятнадцать, они горевали каждый по-своему, не в силах смотреть друг на друга слишком долго без напоминания об их
