женщина лишила мужчин возможности увидеть славное деяние. Я погубила их песни. Поединок на руинах Аксарта!
Через несколько шагов он произнес:
– Вы сердитесь.
– Я сержусь. Так скажите мне честно, почему вы хотели, чтобы он убил его?
Фолько снова взглянул на нее:
– По двум причинам. Но вам они обе известны.
Она выругалась.
– Возможно, но я заслужила, чтобы вы мне ответили.
Если он сейчас улыбнется, решила Ления, то она… она еще раз выругается.
Он не улыбнулся. Сказал:
– Первая: я сделал это ради вас. Так же, как в Соренике. Вы торгуете, будете путешествовать, это, возможно, вам выбирать. Для вас небезопасно получить славу женщины, которая убила – и опозорила – халифа Тароуза.
Ления кивнула. Да, она об этом догадалась.
– А вторая причина?
– Патриарх. Вы видели, как он среагировал, когда мы доставили ему тело Зияра. Вы там были, Ления. Это его война. Если мы победим и вернемся в Родиас, я вам гарантирую, что Скарсоне Сарди наградит того, кто убил Зарика ибн Тихона. А Скандиру нужны все деньги, которые он может получить. Он сражается каждый день, Ления.
Она пристально посмотрела на него:
– Вы успели об этом подумать? На тех руинах? Уже тогда?
– Я привык так поступать, Ления.
Она это обдумала.
– А если патриарх не заговорит о награде, вы сделаете это сами? Во дворце. Когда будете рассказывать о том, что произошло.
– Да. Но я не упомяну вас в этом рассказе, если вы сами не захотите. В этом рассказе – нет.
Они шли дальше.
– Мне это не нужно, – произнесла она. – Я этого не хочу.
– Я так и думал, – сказал Фолько д’Акорси.
Никогда в жизни я не встречала такого человека, как он, подумала Ления.
И никогда больше не встретит. Такие люди существуют. Иногда судьба сводит нас с ними. И некоторое время мы идем рядом, много лет, или просто по пыльной тропе по направлению к городу между пустыней и морем.
В тот день произошло три события, ставших определяющими для войны, которая теперь известна как Война за Тароуз.
Первое имело отношение к Эли бен Хафаю, капитану «Серебряного света», и к тому, что он сделал, возвращаясь после того, как доставил почти двести человек – в том числе главнокомандующего флотом – на побережье к востоку от города.
Битва за гавань только начиналась во время его обратного плавания. Ранее он, выполняя приказ, откололся от остальных кораблей, чтобы найти место для высадки сухопутного отряда. Дул слабый ветер. У него на борту были люди, знающие здешние опасные рифы. Он не совсем им доверял, как и их картам. В море он полностью не доверял никому, кроме самого себя. По пути туда он сам встал у штурвала, хотя капитан, как правило, не должен этого делать. Ему было наплевать.
Он опять стоял у штурвала, возвращаясь назад мимо поросшего соснами утеса, который скрывал гавань Тароуза с этой стороны. Они слышали выстрелы пушек и ружей, выкрики и вопли людей. Война на море оказалась шумной. У него на борту находились солдаты, а еще – исключительно хорошие орудия и люди, умеющие из них целиться и стрелять.
И те и другие появились там благодаря пожару в Арсенале Серессы.
Городские власти чувствовали (и очень справедливо, по мнению Эли) свою вину за то, что не обеспечили безопасность. Особенно в отношении предназначенной для патриаршего флота каракки, за строительством которой издалека наблюдал сам герцог. Они взялись за свой счет поставить на корабль Рафела и Лении самые дорогие пушки, четырнадцать штук: по шесть с правого и левого борта, стреляющие сквозь амбразуры, прорезанные в корпусе судна на орудийной палубе, и две большие, тщательно сбалансированные, на носу и на корме. Амбразуры были спроектированы изящно; новые пушки, установленные на рельсах выше, чем обычно, можно было плавно выдвигать и откатывать назад, а когда их не использовали, амбразуры плотно закрывались заслонками с болтами.
Рафел, владелец, который не собирался на войну, принял этот благородный жест со всеми приличествующими выражениями благодарности. И в результате Эли бен Хафай получил в свое распоряжение этот… дар.
Плывя назад и пытаясь решить, когда и где обогнуть утес и вступить в бой, он… ну, потом он будет говорить, что произошло чудо. Что он ни при чем, что это сестры-луны проявили благосклонность к недостойному моряку.
Он почти все время смотрел вперед. Туда, где заканчивался скалистый утес. Но почему-то взглянул влево, в сторону порта, – и увидел сквозь кроны сосен то, что увидел.
Всего лишь мимолетный взгляд, но его оказалось достаточно. Достаточно.
Он крикнул, чтобы убрали паруса на всех трех мачтах. Его матросы бросились выполнять приказ. Сердце его сильно билось. Позже он скажет, что оно было подобно дикому зверю у него в груди. Он не привык к подобным выражениям. Как и к сильно бьющемуся сердцу.
Но то, что он увидел, было отражением солнечного луча от массивной пушки – их было шесть, как потом выяснилось, – на крепостной башне, охраняющей восточную сторону гавани Тароуза.
И он понял две вещи. Во-первых, что он находится позади них. Эти пушки обращены наружу, их можно, конечно, повернуть, можно изменить угол наклона ствола. Но их невозможно развернуть в противоположную сторону.
Во-вторых, Эли бен Хафай знал – потому что он опробовал все свои орудия после того, как каракка «Серебряный свет» вышла в море, – как высоко можно поднять пушечные стволы в высоких амбразурах… и знал, что их снаряды способны долететь туда. Поверх деревьев до башни.
Поверх деревьев до башни.
Он приказал поднять два паруса, проверил возможность быстро развернуться в этом прекрасно защищенном месте, до того, как они обогнут утес и направятся туда, где идет морское сражение. Он сделал это для того, чтобы получить возможность стрелять с обоих бортов, перезаряжать пушки и охлаждать их, а также стрелять из одиночных орудий на носу и на корме. Угол подъема стволов был важен. Им нужно было стрелять поверх деревьев.
Он знал, как это сделать на почти пустом корабле, готовом принять на борт любые сокровища, захваченные в Тароузе, если они возьмут Тароуз.
Крепость за соснами не имела никакой защиты от него. Никакой. Раньше не существовало корабельных орудий, которые смогли бы сделать то, что он собирался сделать. Мир изменился – мир войны, во всяком случае. И Эли был человеком, который привез сюда эти перемены. Каждый раз, когда стреляли пушки с одной стороны, он приказывал всем морякам осторожно перемещаться на противоположную, чтобы накренить каракку, позволяя еще выше поднимать стволы. В бурном море это было бы крайне опасно.
Но море в
