Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
– Немного забрал вправо, – заметил тот, отчаянно стараясь скрыть улыбку. – Давно не практиковался. В траншеях, знаете ли, и три метра – уже много…
– Знаю. Рядовой Юнгер, готовы?
– Так точно, господин унтер.
Снайпер выглядел расслабленным и безмятежным, даже ружье поднял неспешно, как прогулочную трость. Но Дирк хорошо знал «своего человека». Хотя бы потому, что сам не единожды заверял записи в его солдатской книжке, подводя счет чьим-то жизням.
– Усложняем задание, – сказал он. – Рядовой Юнгер, сбейте шестую ветвь сверху на этой сосне, ровно на половине ее длины.
Лейтенант хотел было возмутиться, но не успел – легкое ружье Юнгера выстрелило, издав звон вроде того, что бывает, когда молоток плотника с большой силой падает на шляпку гвоздя. Одна из еловых ветвей на самой верхушке обломилась, и Дирк мог бы поставить свой почти новый «цейс» на то, что, даже если скрупулезно измерить ее линейкой, окажется, что пуля попала точно в центр.
Лейтенант некоторое время молчал, глядя на мишень. Потом вздохнул и повернулся к «висельникам».
– Мои извинения, господа. Теперь я понимаю, что у меня не было оснований называть себя хорошим стрелком.
Юнгер с достоинством кивнул. Он не был тщеславен, но похвала офицера ему, оставшемуся рядовым и после смерти, все-таки льстила.
– Не принимайте близко к сердцу, Генрих, – посоветовал Дирк. – Да и вашей славы лучшего стрелка полка это ничуть не умаляет. Просто Юнгер мертв и… скажем так, это ставит вас в неравные условия.
– Кажется, понимаю… Сердце!
– Естественно. Биение сердца нарушает прицел, и с этим бессильны справиться даже лучшие из лучших. Человеческая природа. А еще – неконтролируемое дрожание пальцев, которое хозяин обычно даже не замечает. Тоже типично человеческая особенность. Мертвец холоден и неподвижен, он может замереть в одной позе на несколько дней и не испытывать никаких неприятных ощущений. Некоторая скованность мышц в этом деле даже полезна. Не беспокойтесь, вряд ли вам придется когда-либо выступать на одном состязании с мертвецами.
– Этот ваш Юнгер… насколько он хорош в своем деле среди… мертвецов?
– Достаточно хорош, но никогда не станет чемпионом Чумного Легиона, если вы это имеете в виду. Около года назад решением Ордена была основана рота «Глаза Покойника». Но вы наверняка о ней не слышали. Собственно, ее и ротой сложно назвать, мертвецов сто личного состава. Туда набирают прирожденных снайперов. Забавное слово – «прирожденный», а? Как будто рожденный с особенными способностями. А слова «присмертный» нет, хотя Госпожа-Смерть нередко дарует своим любимцам не меньше, чем сама жизнь. Простите, я отвлекся. Мертвецы любят пофилософствовать, это наша слабость. Нет, мертвецы из «Глаз Покойника» дадут Юнгеру сто очков форы вперед. Помните, как погиб Гроссетти?[87]
К его удивлению, это имя было знакомо Крамеру. Видимо, лейтенант далеко не все свободное время отдавал натаскиванию своих людей на полосе препятствий и воображаемым штурмам.
– Командир сорок второй лягушачьей дивизии, если не ошибаюсь. Погиб на Салоникском фронте от шальной пули. Подробностей не знаю.
– А подробности в том, что пуля была не очень-то и шальной, – подмигнул Дирк. – В семнадцатом году, когда англо-французский экспедиционный корпус высадился в Греции и крепко прижал там нашу одиннадцатую армию, Гроссетти считался одним из лучших тогдашних французских генералов. Видимо, не зря. В Битве за Красную Стену он нанес болгарам такой удар, что те от него так и не оправились, и оборона повисла целиком на германских частях, уже порядком измотанных и обескровленных. Кто-то в штабе кайзера решил, что Гроссетти не в меру ретив и, пожалуй, может являть собой угрозу для наших сил во всем регионе. Есть такая порода людей, которые приносят неприятности одним лишь своим существованием, и неугомонный француз был тому подтверждением. Туда перекинули «Глаза Покойников». Со специальным заданием.
Крамер хмыкнул, его быстрый мозг наверняка выстроил тактическую схему – сотня мертвецов против генерала экспедиционного корпуса – и выдал ответ быстрее, чем Юнгер успел бы спустить курок. Но ответ этот он пока оставил при себе.
– Они охотились за ним три месяца, – сказал Дирк. – Гроссетти был хитрой лисой и не имел привычки бродить по передовой, что можно понять. Он постоянно был окружен охраной, и не золотогалунными чернильными шпионами[88], а проверенными рубаками-ветеранами. В общем, он был не той мишенью, которую собьешь первой же пулькой в деревенском тире. Говорят, у него даже было несколько личных люфтмейстеров, которые поддерживали над ним невидимый, но невероятно прочный щит, способный выдержать попадание снаряда.
– Да уж, теперь я меньше верю в шальную пулю.
– «Глаза Покойников» потеряли треть своей команды, пока выслеживали его. Охрана генерала была хитра и подозрительна, попытки достать генерала с предельной дистанции или, напротив, быстрым и внезапным ударом оканчивались неудачей. В Ордене тоттмейстеров уже начали поговаривать, что задача выбрана не по зубам. Гроссетти дважды оказывался на пороге у Госпожи, но каждый раз умудрялся уйти от неминуемого. Один раз бронебойная пуля пробила навылет броню танка, в котором он ехал, разминувшись с его головой на несколько сантиметров, и навсегда изуродовав щеку брызгами свинца и вторичными осколками. Другой раз пуля пробила два мешка песка, тело его ординарца и сохранила достаточно силы лишь для того, чтоб сломать генералу ребро. Но потом и его везенье закончилось. Это случилось, когда французы взяли Битолу.
– Они победили в том бою.
– Но потеряли своего прославленного генерала. И шесть последующих месяцев терпели поражение за поражением. Когда корпус Гроссетти взял Битолу, которую перед этим бомбардировали две недели, город был едва ли не стерт с лица земли. Рассыпавшиеся дома, сотни и тысячи мертвецов, лежащих вповалку на улицах. Многие начали разлагаться, и вонь окутала город настолько, что французам пришлось нацепить газовые маски. Но это была победа, и Гроссетти не мог перед лицом своих солдат отказаться от обязательного ритуала – обходом командующим поверженного города. Забавно, окажись он хоть немного более брезгливым или менее щепетильным, сохранил бы жизнь…
– Черт возьми, Дирк, вы сознательно меня интригуете! Рассказывайте же, чем закончилась эта история!
– О, простите. Как я уже говорил, мы, мертвецы, любим поболтать, только дай нам волю… Генерал Гроссетти шел по улицам в сопровождении своей свиты, рассматривая разбитые прямыми попаданиями капониры, изломанные баррикады и тлеющие остовы домов. Там, в разбитой Битоле, он и увидел картину, которая привлекла его внимание: в окружении полутора десятков мертвых немецких пехотинцев лежал француз. Видимо, здесь была нешуточная схватка и силы сторон были неравны. Француза прижали к стене, но он продолжал огрызаться, каждым ударом укладывая по немцу. От него самого осталось весьма мало – при жизни ему пришлось отведать и штыков, и пуль – достаточно, чтобы представлять собой весьма неприглядное зрелище. Когда генерал Гроссетти увидел покойника, говорят, он смахнул слезу. «Не я герой, – будто бы сказал он, указывая на этого безымянного солдата, отдавшего жизнь по его приказу, – а он. Если бы мне иметь хоть батальон таких пехотинцев, через неделю мы были бы в Берлине! Похороните его со всеми почестями, которые полагаются офицеру!» Но похоронить его не успели. Как только ординарцы приблизились к мертвецу, тот вдруг поднялся, зияя многочисленными дырами, скрипя развороченными костями и источая ужасную гнилостную вонь. «Нас похоронят вместе!» – проскрежетал он и выпустил в Гроссетти четыре пули из револьвера. Генеральский конвой набросился на мертвеца и в мгновение ока изрубил его на части. Но самому Гроссетти это уже помочь не могло. Спустя три дня он умер в полевом госпитале.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
