Не схватились… Вимс раздражённо дёрнув головой, махнул рукой в сторону колодца.
— Иди. Я договоры блюду!
Остромир скептически улыбнулся, показывая, насколько доверяет последним словам старого мага и, не сводя в него взгляда, прыгнул в провал. Я сдавленно охнул, подспудно ожидая, что маг грохнется камнем вниз. Но Остромир, резко рухнув вниз, затем завис в воздухе и дальше начал спускаться плавно, словно шарик, сброшенный с балкона.
— Давай следом, — проводив насмешливым взглядом Остромира, Вимс развернулся к Ликону. — И камешки его прибрать не забудь.
— Ничё! Чай не пропадут!
Задорно гоготнув, воздушник прыгнул в колодец.
Так. Похоже, Остромира мы потеряли! Я восхищённо покосился на Вимса. Вот ведь лицедей!
Как он нежелание адепта воды вперёд пропускать разыграл! Сам Станиславский бы зааплодировал!
— Чего встал? Прыгай, давай!
Усилием воли, загнав рвущийся изнутри страх, куда–то на задние задворки сознания, я решительно пригнул в пустоту. И уже зависнув, сунул руку в кошель. Пришло время действовать.
* * *
— Ну и где оно?! — Остромира просто трясло от ярости. — Это благословение Стёртого, что ты мне обещал?! Опять хитришь, Вимс?!
Я посмотрел на вытянувшиеся, слегка растерянные физиономии Ликона и Вимса и ехидно ухмыльнулся. Что–то не срослось у подельников в отношении адепта воды. Не знаю, что за гадость они ему готовили, но определённо не срослось! Оно и к лучшему. Любая проблема для них, мне во благо. Тем более, что в главных своих надеждах я обманулся.
Нет тут никого. Ни вершителей, ни Матвея, ни Абашева. А значит, и на схватку между ними надеяться не приходится. Всё сам. Теперь только сам. Нет. Вначале Вимс, очень напрягся. Рявкнул Остромиру, что здесь засада должна быть, с камушком одним какие–то манипуляции проделывал. Только зря всё. Ничего он не обнаружил.
Я пока Вимс занимался своими манипуляциями, успел оглядеться. Храм Лишнего меня совсем не впечатлил. Небольшое круглое помещение в полусотню шагов в диаметре, с низким буквально давящим на голову потолком из белого мрамора. Этим же мрамором были покрыты и пол, стены, колонны жмущиеся к ним. И всё. Если не считать небольшое возвышение в центре храма с одинокой бронзовой треногой увенчанной хрустальным шаром. Это что и есть легендарная сфера, вокруг которой утроили дикие пляски сильные мира сего?
Ну да ладно. Мне о другом думать нужно. Раз помощи ждать не приходится, придётся биться самому. Не ложиться же, в самом деле, добровольно на этот алтарь? Камешки я уже незаметно вытащил и сжал в кулаках. В этой схватке у меня всего два козыря. Внезапность и то, что им меня убивать ни в коем случае нельзя. Они меня будут беречь, а вот я их нет. Ну что же, начнём, пожалуй, с первого козыря.
Я, вскинув вперёд правую руку, выпускаю в Вимса «Багровую грозу». В воздухе сверкнула яркая молния и с оглушительным грохотом врезалась в спину старого мага. Вопли, дым, запах жареной плоти. Нечестно? Зато действенно! Со старым магом покончено! Я с самого начала решил с него начать. Ибо самого опасного врага нужно уничтожать первым. Сразу же привожу в действие второй камень. Тело тут же налилось невообразимой лёгкостью. В голову ударил хмельной восторг. С непостижимой для себя скоростью разворачиваюсь к Остромиру. Успеваю поймать его взгляд, в котором удивление и растерянность постепенно сменяются пониманием и ужасом. Рука мага потянулась к поясу. Слишком медленно! Миг, и я по самую рукоять вгоняю ему в грудь нож. Что не ожидал? Наверняка от магии защитными амулетами увешан по самую маковку. А против доброго железа амулетов пока ещё не придумали. Железо оно честнее будет!
Выдёргиваю нож и разворачиваюсь в сторону Ликона. Как раз вовремя, чтобы встретить летящую прямо в лицо клубящуюся тьму.
* * *
Я ничто. Всего лишь абстрактная точка, затерявшаяся в великой пустоте. Нет ни тела, ни души. Ничего нет. Лишь невнятный навязчивый шёпот, давящий на сознание. Шёпот, который заключал в себе весь мир. Он приносил с собой боль и дарил успокоение, обжигал и навевал холод, приводил в отчаяние и дарил надежду. Шёпот был мной. Шёпот был со мной. А я должен был стать им.
Сознание начало меркнуть, становясь каким–то нечётким, расплывчатым. Мысли всё больше путались, блекли, обрывались на полутонах. Непреодолимой волной накатило безразличие, сминая остатки воли.
— Не нужно сопротивляться. И всё будет хорошо.
Тихий бесстрастный голос, в который трансформировался шёпот, обволакивал сознание, словно мягкой ватой. Он завораживал, лишая воли, манил, навевая соблазны, убаюкивал. Но он же и позволил мне осознать себя, понять, что со мной происходит.
Я стал сопротивляться. Сначала робко, нерешительно, прощупывая границы чужой волы, потом всё яростнее и исступлённее.
На мгновение шёпот отступил, словно не ожидая полученного отпора. А затем навалился снова непреодолимой, всё сокрушающей силой. Время уговоров прошло…
Шёпот зазвучал в моём сознании громко в полный голос, терзая разум невыносимой пыткой. Чужая непреодолимая сила буквально втоптала моё «Я» в ничто, не давая возможности даже вздохнуть.
— Смирись. Ты всё равно будешь мой, — голос был всё так же беспристрастен и равнодушен. Он не угрожал. Он лишь констатировал факт.
Ментальное давление ещё больше усилилось, сминая моё самосознание в пыль и растворяя его в пространстве. Собрав остатки воли в кулак, я зацепился за последнюю угасающую искорку рассудка и застыл, на самой границы обезличивания.
Мы замерли. Не было ни времени, ни пространства. Наше противостояние растянулось в бесконечность.
— Смирись. Тебе всё равно не выстоять, — мне показалось или в шёпоте прорезались насмешливые нотки. — Время здесь течёт по–другому. Я могу ждать хоть вечность. Ты обречён.
Но я продолжал цепляться за остатки собственного Я. Цепляться без всякой надежды на успех.
* * *
— Ты как живой?
Я открыл глаза, дрожащей рукой оттолкнул поднесённую ко рту баклажку и, с трудом сфокусировав взгляд, уставился на её хозяина.
— Ты кто?
Молодой вой с глазами затравленного зверька как–то странно замялся, словно обдумывая мой вопрос, бережно поставил баклажку на пол и, наконец, признался.
— Так Тимоха я.
— Какой ещё Тимоха? — озадачился я.
Мысли в голове ворочались медленно, словно мельничные жернова. Я вообще чувствовал себя сейчас как–то странно, заторможено что ли. Всё вокруг воспринималось неспешно, будто в замедленной съёмке. Эмоции отсутствовали напрочь.
— Вой княжий. Я с господине Бакаем сюда шёл. Мы куна Абашева в город проклятый сопровождали.
— Понятно, — равнодушно констатировал я и, кряхтя, завозился на полу. — Помоги мне встать, вой.
