class="p1">– Мы боремся не только с наследием Харальдюфа, – сказала Хельмимира мужу. – Нам противостоит гораздо более древнее зло: невежество и лень разумных гуманоидов.
Исаак невесело усмехнулся и внезапно спросил:
– Ты решила покончить с этими явлениями? Думаешь их расстрелять?
– Сарказм здесь не уместен! – воскликнула Хельмимира и отправилась в свой кабинет.
Качкоид явно недооценивал Хельмимиру и её силу воли. Хельмимира, как обычно, знала, что делать.
«Я напишу новую программу, – решила она. – Это будет уже не «диктат хорошего». О, нет! Это будет кое-что получше… Программа Интеллектуального Очищения!»
Хельмимира ожесточённо взялась за работу. Ей не нужны были помощники: она знала, что от всяких предателей и идиотов толку нет. Основой Программы Интеллектуального Очищения стали идеалы космических партизан. Целью Программы было уничтожить ересь, а потом – и само невежество.
«Длительное воздействие Программы Всеобщей Дебилизации, – писала Хельмимира, – привело к тому, что общество вконец отупело. Мероприятия, которые я осуществила как главный советник Её Величества по вопросам культуры, оказались эффективны лишь в некоторое степени. На сегодняшний момент существует немало подпольных организаций, которые извлекают выгоду из торговли низкосортными неаттестованными продуктами массовой культуры. Назвать такие организации «партизанским движением» не поворачивается язык. Партизаны, которые совсем недавно боролись против гнусного режима всеобщего отупления, действовали на безвоздмездной основе в соответсвии со своими высокими побуждениями и ценностями. Идеалы космических партизан – качество в искусстве, интеллектуальное развитие общества, прогресс мысли – являются высшим благом всей гуманоидной расы.
Увы, прогресс в общественном сознании идёт слишком медленно. Виной тому Программа Всеобщей Дебилизации, а также пагубные привычки большинства гуманоидов, которые им не удалось искоренить за множество тысячилетий. Мозг любого разумного создания стремится к тому, чтобы экономить энергию. Познание для человека является высшей потребностью, а не естественной необходимостью или инстинктом. Именно поэтому к познанию стремятся немногие.
Для того, чтобы ускорить интеллектуальное развитие общества, я, Хельмимира Лукреция Гелихард, предлагаю нижеследующие меры».
Далее следовало несколько артикулов, каждый из которых касался отдельной проблемы современного общества. Сначала мундиморийка рассуждала о борьбе с подпольной контркультурой. Она предлагала разделить нарушителей на организаторов, исполнителей и творцов. Первых надлежало расстреливать. Вторых, по мнению Хельмимиры, следовало пожизненно изолировать в специальных учреждениях. С третьими мундиморийка советовала поступать так:
«Творцов необходимо наказывать соразмерно тяжести их преступлений. Тех, кто отупел, принудительно лечить. Если кто-нибудь из них создал нечто поистине ужасное – такое, например, как «Бабское порево без художественной ценности» – его лучше немедленно расстрелять, чтобы он не повторил своё омерзительное злодейство. Тех же, чьи творения хоть немного приемлемы, следует помещать в Лагеря Хорошего Вкуса».
«Лагерями Хорошего Вкуса» Хельмимира называла учреждения, где она собиралась делать хороших авторов из различного рода бездарей. Туда же она предлагала помещать и тех, кто потреблял неаттестованные продукты – чтобы развивать в них эстетическое чувство.
Последний артикул был посвящён тому, как сделать общество лучше.
«Народ необходимо принуждать к культурному досугу, – писала Хельмимира. – Каждый гражданин империи должен посещать литературный клуб или научный кружок. А если кто-нибудь попробует уклониться от этого, его следует расстрелять или поместить в Лагерь Хорошего Вкуса».
Когда Программа была готова, Хельмимира отослала её императрице по засекреченному каналу.
«Обязательно прочту», – ответила Визулинда.
Хельмимира принялась ждать ответа. Всё больше времени она проводила в Комитете Цензуры: зона Каролин-Порко, сектор Ада-Лавлейс, улица Хеди-Ламарр, здание триста пятьдесят два. Хельмимира видела: вокруг неё множатся ереси. Многие из тех, кому она когда-то доверяла, начали высказывать мысли о том, что нужно прекратить бороться с отупляющим искусством, пустить культуру на самотёк, отдать её на откуп бездарям… Некоторые смельчаки спорили с Хельмимирой прямо на заседаниях цензоров. «Их надо уничтожить, пока они не заразили остальных!» – думала мундиморийка.
Самым опасным предателем был Видо Бонмарито, который когда-то командовал одной из партизанских баз. Он в открытую говорил Хельмимире, что цензуру пора отменить – и мундиморийка видела, что его поддерживают некоторые коллеги. Однако теперь Хельмимира не могла в открытую расправляться с несогласными. Необходимо было придумать другой, более тонкий способ убирать людей – так, чтобы они теряли не только работу, но и авторитет. «Если я просто их уволю, они организуют подпольное движение», – рассуждала мундиморийка.
К счастью, у Хельмимиры всё ещё были верные люди. К примеру, Чепухеня – заурядный литератор, которого Хельмимира вывела из грязи в князи. Целый месяц Чепухеня «подкармливал» Бонмарито блокаторами серотонина. В конце концов Бонмарито оказался в психушке.
– Увы, – сказала Хельмимира на собрании в Комитете, – один из наших товарищей не вынес тяжёлой работы цензора. Не каждый разум устойчив к отупляющему искусству. Иногда ломаются даже такие закалённые партизаны, как Видо… Едва ли он к нам вернётся. А вы берегите себя.
Те, кто имел проблемы с алкоголем, были особенно лёгкой добычей. Одним из таких людей стал Карел Плешак – бывший глава лиза-мейтнерской подпольной ячейки. Хельмимире ничего не стоило довести его до запоя. Она действовала через своего подручного Хиляйло. Однако настоящим разочарованием для Хельмимиры стал Гоблинович. «От тебя, Иннокентий, я такого не ожидала!» – в сердцах думала мундиморийка, когда тот пропустил в печать абсолютную дрянь. Если бы он просто ошибся с романом – не беда, бывает. Но, увы, елдыринец обнаружил гораздо более страшные симптомы, нежели простая близорукость. Его разум был отравлен ересью.
Хельмимира знала, что Иннокентий писал пьесу и относился к своему детищу с большим трепетом. Из-за этого его было даже немного жаль: всё-таки мундиморийка сама спасла его от пьянства и сделала одним из цензоров… «Я будто убиваю спящего, – раздражённо думала Хельмимира, досадуя на елдыринца. – Обязательно было доводить меня до ручки?!» И всё же она вызвала к себе Шерези-Шико и запретила ему пропускать на сцену пьесу Гоблиновича. Несмотря на то, что Иннокентий давно не пил, достаточно было одного небольшого толчка, чтобы заставить его сорваться.
– Совсем скоро Шерези-Шико уходит на пенсию, – сказала Хельмимира, когда Чепухеня снова оказался в её кабинете. – Я подумываю о том, кого бы поставить на его место…
Чепухеня знал, что делать. Совсем скоро он доложил Хельмимире, что Гоблиновича забрали в больницу.
– Ещё один коллега не выдержал постоянного давления отупляющего искусства, – сказала мундиморийка на заседании Комитета. – Берегите свой разум, цензоры.
Хельмимира не спешила признаваться Исааку о том, что на самом деле случилось с его бывшими соратниками. Её сдерживало какое-то смутное опасение, которое она едва ли могла объяснить даже себе. «Должно быть, Исаак расстроится, – думала мундиморийка, чтобы хоть как-то оправдаться в собственных глазах. – Нелегко признать, что все они предатели».
Казалось, Хельмимиру было уже ничем не удивить. Однако вскоре судьба нанесла ей очередной удар в спину – на этот
