Аверченко, Л. Троцкого и десятков других русских мыслителей ХIX–XX веков.
Урезанная культура высокой не бывает.
Не найдя значимых аргументов против антропологического катастрофизма советского человека, Кургинян бросает своим оппонентам: «Я не хочу более разговаривать с антропологической катастрофой!» Но отказ от диалога и есть один из признаков антропологической катастрофы, претензия на особость своей общности, ее исключительность, укрывательство за известную ширму: «Мы — советские! И не о чем с вами говорить».
К сожалению, сторона обвинения неправильно выстроила аргументацию в обоснование своего тезиса. Ведь прежде чем говорить о таких чертах советского человека, как социальная пассивность, неумение самоорганизоваться, привычка полагаться на верха, доносительство и прочее, необходимо было объяснить причину их появления. И начать с численных потерь народов России со времен Гражданской бойни и до смерти Сталина.
Жар холодных чисел доходчивее многих слов. А они ужасающи!
20 миллионов в Гражданскую, 5 миллионов унес голод 1921– 22 годов, миллионы уничтожены при коллективизации, 6 миллионов унес голод 1932–33 годов, миллионы людей унесли чистки с 1922 по 1953 годы. Работал конвейер массовых убийств по разнарядке сверху, которую угодливые местные партийные сатрапы увеличивали в разы. Жили в вечном страхе за себя, семью, родственников. И детей зачинали в атмосфере этого страха. На крысах доказано, что рожденные в неволе пугливы и пассивны. Так страх, генетически заложенный, деморализует общество, превращает его в стадо, покорное вожаку. Так за десятки лет был выпестован советский человек — существо слабовольное, малоинициативное, оглядывающееся на начальство, некритичное к деятельности властей («моя хата с краю — ничего не знаю»), так было безопасней. Вот и вырастили общество лицемеров — сверху донизу. Говорили одно, думали другое, делали третье.
За десятилетия морального и физического террора большевики сломали русскому народу (его терроризировали больше всех) его хребет — его характер, то есть его психофизиологическую природу. Вот интегральная суть антропологической катастрофы русского и советского человека. К сожалению, сторона обвинения не подвела аудиторию к этому выводу. Это необходимо было сделать, так как русский народ до власти большевиков по характеру был совершенно другой. Российское крестьянство бунтовало против самодержавия на протяжении всего XIX века, не говоря уж о начале ХХ. После отмены крепостничества в России начинается формирование гражданского общества: рост политического самосознания, самоорганизация в различного рода кооперативы, отстаивание своих гражданских и политических прав в открытой борьбе с царизмом вплоть до образования Госдумы и пр. И к октябрю 1917 года идеи либерализма овладели широкими массами русского народа, и он готов был их отстаивать в открытой борьбе. И потому совершенно не случайно, когда народу открылась мошенническая суть большевизма, он по всей России начал борьбу с ним. И большевикам пришлось пролить реки народной крови, чтобы справиться с антибольшевистской Вандеей. В этой борьбе и был сломан хребет русского народа. Большевикам свободолюбивый народ не нужен.
В процессе дискуссии обе стороны согласились, что черты советского человека по-прежнему живут в нас, но в чем это проявляется, ни одна из сторон четко не определила, хотя ответ лежал на поверхности: в социальной пассивности народа, в его страхе пред государством и власть имущими, в наивной вере в помощь со стороны верхов, в боязни бороться за свои права в пикетах, на митингах, в демонстрациях… То есть в рабстве. И это рабство разлито по всем общественным слоям в учителях, судьях, прокурорах, военных…
Вот как-то министр обороны (2007–2012) Сердюков свое общение с начальником Рязанского военного училища, Героем России полковником Красовым начал с того, что обложил его в присутствии подчиненных матом. Боевой полковник в ответ что-то промямлил. А если бы он имел понятие об офицерской чести и человеческом достоинстве, он обязан был сказать примерно следующее: «Ваше мебельное хамство! Если вы сейчас же не извинитесь, то я вас пристрелю или вызову на дуэль!»
История помнит случаи, когда русские офицеры, заподозрившие нанесение им оскорбления со стороны императора, бросали ему перчатку. Но это были русские дворяне (которых бесчестные большевики перебили), имевшие понятие о чести, для которых честь была выше смерти! На высоте оказывались и русские императоры. Осознав, что допустили оплошность, они тут же публично приносили извинения. И конфликт мирно разрешался.
Большевики за десятки лет выжгли в народе понятие о чести и достоинстве как дворянские предрассудки, и поэтому советское офицерство понятий о чести и достоинстве не имело, как не имеет его и офицерство российское (нынешнее). За исключением единиц.
Вот пример. Читаю «Комсомольскую правду» за 11 июня 1998 года: командующий войсковой группировкой на Кавказе генерал Рузляев приказал офицерам-спецназовцам раздеться до трусов. И эти офицеры разделись, а интеллигентному майору Карамелеву генерал еще врезал и по физиономии. И никто не возмутился, в том числе и Карамелев!
И потому военным и гражданским можно месяцами и годами не платить зарплату, не давать квартир, крыть матом, заниматься рукоприкладством и т. п. Начальство знает: стерпят. И рабы терпят.
Вышедшее из оков феодализма российское общество к октябрю 1917 года в основном преодолело в себе рабство. За десятилетия большевистского террора, геноцида культурного гумуса общество вновь было обращено в состояние рабства — если меня без суда и следствия в любое время могут грохнуть в чекистском подвале, или упечь на долгие годы в лагеря смерти, или закрыть в психушку, если я не могу открыто критиковать политику партии или возмущаться постоянным дефицитом товаров ширпотреба или низким жизненным уровнем без страха быть наказанным, если я ограничен в чтении интересующей меня литературы, если я не могу свободно выезжать за границу и возвращаться и т. д., то я — раб этой системы, и никакие Прилепины или Зюгановы не смогут мне доказать обратного. За отсутствием контраргументов. Все их контраргументы сводятся к младенческим постулатам: большевики покончили с безграмотностью, «по балету мы впереди планеты всей», первыми спутник запустили и т. п.
Что касается ликвидации неграмотности, то это обусловливалось в первую очередь стремлением партийных верхов подготовить к намечающейся индустриализации кадры рабочих, способных обслуживать современную сложную машинную технику, без грамотной эксплуатации которой невозможно было создавать современную военную технику, без которой невозможно было сохранить суверенитет страны и безопасность самой партии и ее вождей.
Относительно первого спутника… Его запуск обусловил перенапряжение материальных возможностей государства, родив в народе известный анекдот — «запустили спутник — и сельское хозяйство». Именно со второй половины пятидесятых годов начинается рост дефицита мясомолочной и хлебной продукции, приведший в начале шестидесятых годов к крупномасштабным закупкам зерна за границей, продолжавшимся до скончания коммунистического режима.
Короче, тезис о ликвидации неграмотности и возможности получения высшего образования (с конца тридцатых и до середины пятидесятых
