Да, Артур, я смиряюсь с тем, что ты потерян для меня в этой жизни — это достойная расплата за мою глупость. Но не думай, что я при этом не испытываю боли, ибо, поверь мне, с тех пор как мой ум стал сильнее и яснее после бурь, через которые он прошел, и ко мне вернулась во всей полноте моя жизнь и сила моей женственности, я жаждала тебя со все возрастающей тоской. Я не стыжусь признаться, что отдала бы целые миры, чтобы почувствовать себя в твоих объятиях и ощутить твой поцелуй на моих губах. Да и как может быть иначе? Разве я не твоя душой и телом?
И все же, дорогой мой, мне было дано, возможно, в качестве компенсации за все, что я пережила и что мне еще предстоит пережить, постичь более счастливый исход, чем простое земное счастье, ибо я могу с уверенностью ожидать того дня, когда мы обнимемся на пороге Бесконечности. Не называй это глупыми фантазиями или, если угодно, разгулявшимся воображением — ибо что такое воображение? Разве это не связующее звено между нами и нашими душами, а также воспоминание о нашем вечном Доме? Воображение… какой была бы наша духовная жизнь без него? Это то, чем является ум для тела — это мысль души.
Итак, в моем воображении — поскольку я не знаю лучшего термина — я предвижу этот счастливый миг, и я не ревную к скоротечной земной жизни. И я не совсем потеряла тебя, ибо временами, в ночной тишине, когда плотская оболочка погружается в сон и мой дух освобождается от рабства человеческих желаний, он, в некоторые периоды, обладает силой призывать твою возлюбленную душу, и в этом общении Природа подтверждает верность совершенного мною выбора. Таким образом, в течение долгой ночи покой приходит ко мне с твоим присутствием.
Когда-нибудь, наконец, мы обретем и великий покой; наконец-то, прожив непонятыми и одинокими, мы умрем в одиночестве — и вот тогда-то и начнется настоящая жизнь… или жизни. Ночь не вечна, ибо Рассвет неподвластен пределам ночи, и через врата Рассвета мы отправимся в вечный день. Ночь не вечна; даже в утробе тьмы трепещет обещание утра. Я часто задаюсь вопросом, Артур, как и в чем будет заключаться эта перемена. Будем ли мы такими же, какие мы есть, и медленно, через бесчисленные века, приблизимся к Божественному — или, отбросив самое подобие смертной сущности, мы одним широким взмахом поднимемся на вершину, где больше нет Времени, чтобы там познать истинные цели и меру всего Бытия?
Откуда мне знать? Но я верю в то, что каким бы ни было изменение, какой бы широкой и глубокой ни была тьма, простирающаяся между тем, что есть, и тем, чего еще нет, мы не можем потеряться в ней. Мы сохраним свою личность, и память — этот Двуликий Янус — все еще будет преследовать нас, вызывая в наших умах борьбу добра и зла, всегда присутствующих в человеке. Ибо мы, в сущности, бессмертны, и хотя мы сбросим смертную оболочку — да, хотя наши формы станут такими же изменчивыми, как облака, и примут пропорции, о которых мы пока не можем и помыслить — все же память будет сопровождать нас и личность каждого из нас сохранится. Ибо каждый из нас навеки отделен друг от друга и окружен такой железной стеной своей собственной жизни, что никакая сила времени, никакие перемены не могут даже слегка поколебать ее. И пока я остаюсь самой собой, я буду терпеть — и будь уверен, любовь, которую я к тебе испытываю, будет терпеть вместе со мной. О, в этом-то и заключена моя надежда — нет, не надежда… ибо высказанная надежда способна поселить сомнение в сердце — это моя единственная, вечная, путеводная звезда!
Ночь не вечна, ибо Рассвет неподвластен пределам ночи, и мы с тобой, о, возлюбленный моего сердца, встретимся вновь на Рассвете!
О, Артур, даже сейчас я жажду чистоты горнего воздуха и сияющих далей того огромного Будущего, которым вряд ли найдет предел, пока не перешагнет его, даже самое искушенное знание; тогда неведомую и явную силу будут излучать наши сущности — и жить вечно, преодолевая Пространства, Периоды и Сферы и прогрессируя в своем постоянно возрастающем величии и совершенстве! О, настанет день, когда мы с тобой, посланцы Великого Престола, поплывем в вышине над этими темными мирами и, заглянув в души друг друга, узнаем, что такое истинное единение в любви!
Не считай меня глупой, дорогой мой, читая эти строки. Я вовсе не хочу, чтобы ты стал терпеливой жертвой всплеска мыслей, которые могут показаться тебе истерическими. Просто, быть может, я никогда больше не смогу писать тебе подобным образом; твоя жена, если ты женат, может ревновать, или что-то другое помешает этому. Поэтому я считаю необходимым рассказать тебе о своих сокровенных мыслях сейчас, пока еще могу, чтобы ты всегда помнил о них в течение долгих последующих лет, и особенно — когда мы приблизимся к концу нашего земного странствия. Я надеюсь, дорогой Артур, что ничто никогда не заставит тебя забыть их, а также то, что ради чистой любви, которую ты всегда будешь питать ко мне, ты всегда будешь жить в соответствии с твоим благородством и всем лучшим в тебе, ибо так наша встреча в грядущем станет еще неизбежнее.
Конечно, возможно и то, что ты все еще свободен, и тогда, узнав, что я не так уж виновата перед тобой, как ты, наверное, думал, все еще готов взять меня в жены. Это благословенная надежда, но я едва осмеливаюсь думать об этом.
На днях я читала книгу, которую одолжил мне мистер Фрейзер, и она мне очень понравилась, так много было в ней противоречий. В ней вечно случалось неожиданное, на ее страницах жили и горе, и смех. Закончилось все не совсем хорошо и не совсем плохо, а вернее сказать, не имело конца вовсе, и в самой глубине этой истории без сюжета, выглядывая лишь изредка, когда действующие лица попадали в неприятности, жили настоящая скорбь и печальная, но верная любовь. В этой странной книге, так похожей на жизнь, был герой, который, между прочим, вовсе не был героем — он был любопытным, беспокойным созданием, кажется, однажды упустившим свой предначертанный путь в жизни; он шел вперед, открывая старые истины и новые идеи, он так пристально вглядывался в звезды, что постоянно спотыкался о камни на своем пути… по крайней мере, он думал, что это камни. Он был столь же чувствительным человеком, сколь и слабым, и потому часто попадал в ловушки и делал то, чего не должен был делать, и все же, несмотря на все это, у него был странный и деликатный ум, и в нем было что-то притягательное — по крайней мере, так думали женщины в этой книге. Была еще героиня, которая была такой, какой и должна быть героиня — очень милой и очень красивой, и у нее действительно было сердце, только она не позволяла ему биться. И конечно, герой и героиня любили друг друга: конечно, они оба вели себя плохо, и все пошло наперекосяк, иначе не было бы книги…
К чему я это рассказываю тебе: однажды, в довольно трогательной сцене, герой, устроивший полный беспорядок, изложил одну из идей, которую только что открыл и считал совершенно новой, хотя на самом деле она была очень-очень старой. Он сказал героине, что прочитал “по звездам”, будто к счастью есть только один ключ, и его имя — “Любовь”… что посреди переменчивого потока разочарований и достижений нашей жизни одна лишь чистая любовь между мужчиной и женщиной стоит твердо и прекрасно; лишь она одна не поддается переменам и разочарованиям; это ниспосланный небом бальзам от всех наших бед, лекарство от всех наших ошибок, волшебное стекло, отражающее только то, что истинно и хорошо.
