Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 139
Светел так сросся с мыслью о бесповоротно замкнувшемся одиночестве, что едва не споткнулся при виде полной улицы молчаливых твержан.
Калашники, выстроенные в два ряда. Суровый Гарко…
Светел начал искать маму с бабкой и братом, не находил.
Зарник с Небышем, Розщепиха, Велеська, дядька Шабарша…
Светел не знал, что сказать напоследок, шёл, увлекаемый Сеггаром, беспамятный и глухой. Мелькнула Полада, бледная, взрослая. Светел вдруг начал слышать полозный скрип по голой земле. За прудом клубился граничный туман, хотелось скорее войти в него… с облегчением вынырнуть по ту сторону, к хлопотам новой жизни, заживляющим всё, что с мясом рвалось сейчас.
Вовне одиноко стояли мама, бабушка, братёнок и Летень. Светел задохнулся, промолчал, подошёл.
Все они ждали не с пустыми руками. Жогушка первый протянул свой подарок. Две куклы, свитые из единого рубища, как вьют свадебных неразлучников, только тут были двое мальчишек. Темноголовый и жарый. Сквара со Светелом? Светел и Жогушка? Поди знай. Мамины руки обвили шею. Равдуша потерялась у него на груди, маленькая, беззащитная. За пазуху всунулся мягкий свёрточек, непобедимым теплом облёк тело. Глаза Коренихи были прорубью во вселенной. Оттуда глядели поколения славнуков до самого Воеводы.
– Пошли, – услыхал он первое за всё утро внятное слово. – До Родительского Дуба проводим.
Сеггар с Летенем двинулись следом, чуть приотстав.
Лесная тропинка к знакомому холму никогда ещё не казалась Светелу настолько короткой. Даже холод, жестокий на открытом бедовнике, не морозил, больше трезвил. «Да что я разнюнился, ровно девка сопливая? Не в котёл без вести ухожу, не за море отселяюсь. Наймутся купца опасать – в Торожиху, в Вагашу… Кайтара где-нибудь встречу…»
Северный ветер качал ветви Дуба, свистел, говорил далёкими голосами. За холмом стояла дружина. Светел подхватил Жогушку. Легко, не вытягиваясь, воздел к отцовской морщине. Снегу нанесло или оба росту прибавили? Рубец зримо заплыл, смертная корча обратилась улыбкой, мудрой, звёздно-высокой. Кручинное Равдушино полотенце унеслось нитями, отпущенное во славу новой судьбы. Светел покосился. Летень стоял подле кряжистого побратима, волосы осенней листвой в длинных полосах снега, глаза – упрямая зелень почек, ждущих весны. Ни чёрточки грозовой красоты Сквары или Жога Пенька. Он лапки Светелу выплел. Смешной подарок, но славный. «А ему каково, – вдруг ударило парня. – Вся жизнь прочь. Вся слава былая. Я-то что, брата выручу и сразу назад, а ему ратных песен больше не петь…»
От святого древа Пеньки отошли единым целым, никакое расставание не расторгнет. Сеггар чуть не расщедрился на улыбку. Новый отрок, недавно полуживой, будто вырос, смотрел бодро и гордо.
Даже заставил орлёнка Эрелиса вспомнить, неведомо почему.
– Дядя Летень, – преувеличенно двигая губами, выговорил парнишка. – Ты дом честно веди. Вернусь, спрашивать стану. – И чуть отступил от семьян, поклонился Сеггару. – Приказывай, государь воевода. Теперь за тобой пойду на жизнь и на смерть.
Нож к горлу
В дороге Галуха никогда толком не спал. Любой толчок саней, любой возглас извне был знамением близкой и неминучей погибели. Сразу мерещились руки в боевых рукавицах, перехватившие вожжи. И вот уже тащат с козел возчиков, не успевших крикнуть: «Родимые! Грабят!..» Срывают входную полсть болочка. Заносят лютые ножи над горлом сонного путника…
Жители окраинных земель полагали, будто в коренной Андархайне текут молочные реки с кисельными берегами. Тщета зависти! Небеса карали андархов недородом и скотьей погибелью нисколько не реже, чем племена дикарей. В один моровой год, когда лишние рты впору было уводить подальше в чащобу, отчаявшиеся родители продали сына-подростка перехожим кувыкам. Ватажка слепых певцов взяла мальчонку поводырём. Скоро Галуха привык нести верёвочную лямку через плечо, опираться на посох-попирашку с навершием из шкуры ежа – для защиты от деревенских собак. Выучился дёргать струны уда, петь песни нищих: старины, жальные, заздравные.
Кувыки заходили в городки и деревни. Славили рождения и кончины. Принимали подаяние, не всегда изобильное, не от излишества, но с голоду не погибнешь.
Однажды на мосту через речку их догнали верховые.
Галуха так никогда и не узнал, кто были те люди, почему с лютой яростью обрушились на безответных слепцов. Может, ватажка перед этим пела на свадьбе, а молодая оказалась «нечестной»?.. Юный Галуха, тощий и быстроногий, спасся лишь тем, что сразу вывернулся из лямки и проворным зайцем кинулся в лес.
Ему казалось, он мчался целую вечность. На самом деле, вероятно, покрыл не больше версты. И… выскочил к стоянке жрецов-мораничей, ученика и учителя.
Когда они вернулись к месту нападения, живых там уже не было. Нищие певцы лежали в ряд на обочине. Горло у каждого было рассечено до позвонков, длинные бороды торчали бурыми колтунами.
Это зрелище врезалось в его память, навсегда став образом страха.
Он остался с двоими жрецами, в которых видел защитников. Пел моранские хвалы, то возвышенные, то озорные… а думать первое время мог лишь о том, сколь уязвимо для лихого клинка его горло, полное звуковых дрожаний. Вот сейчас захолодит шею сталь. Вдвинется под ухо. Обратит изысканные переливы безобразным свистом и бульканьем…
По счастью, между ним и ножами убийц стояли сильные люди.
«Завтра мы увидим Царский Волок, – утешал молодой Гедах. – Там стены в двадцать сажен! Полезут лиходеи, все вниз оборвутся! А кто не оборвётся, того стража собьёт неусыпная. Великие сокровища поставлена сберегать, и тебя сбережёт!»
Сам он был из рода царственноравных. Таким бояться некого.
Юный служка взращивал голос, заучивая хвалы. Гедаху, наделённому могучим даром, особенно удавались прославления весёлые и смешные. Люди приезжали за три овиди, чтобы послушать про Владычицу и ловкого плута, укравшего приношения с алтаря. В такие дни Гедах с рук не спускал любимые гусли. Учитель Кинвриг и Галуха подыгрывали ему, а Правосудная улыбалась с небес.
Они принимали у себя царевича Эдарга, друга Гедаха, и сами ездили к нему в Шегардай. Зазывали на украшение храма Аркуна Ляпунка, славного богописца. Тот вначале отказывался.
Это были добрые годы. Галухе перестали сниться растерзанные гортани. Кинвриг начал чувствовать приближение старости. Гедах, обласканный царём и царицей, привёз из Фойрега молодую жену. Кинвриг трижды метал козны, вопрошая о первенце. Все три раза жребий указывал: родится девчонка.
В это время стали доходить слухи об исцелении веры. О злоречивых жрецах, распоясанных, сосланных, заточённых.
На самом деле это рокотала за небоскатом гроза.
И наконец в заливе показался боевой корабль с трилистниками Владычицы на парусах. На причал сошёл Лютомер Краснопев, за ним – воины и палач. Узилище Царского Волока, вмиг очищенное от жуликоватых торговцев, поглотило жрецов. Не тронули одного Ляпунка, теревшего краски. Святой ревнитель придирчиво оглядел творения богописца, исполненные строгим уставом Хадугова благочестия, и не нашёл слов, кроме восхищённой молитвы. Велел спокойно довершать труд.
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 139
