Книга Астарта. Корабль чокнутых трупов - Марк Романов

Плачь, слышишь – Небо зовет нас, так плачь,

С гулом рушатся времени своды,

От свободы неистовой плачь

Беспредельной и страшной свободы!

Сергей Калугин – Радость моя…

Пляж был золотистым, вылизанным тихо накатывающимися на берег темно-синими волнами, и абсолютно пустым. Изгибавшаяся к далекому горизонту полоса мерцала от падавшего сверху рассеянного теплого света, казалась неизмеримо прекрасной, и выглядела невероятно чуждой.

Полковник тяжело присел на песок, и поерзал, устраиваясь удобнее. Далеко впереди, теряясь в дымке, простирались тяжелые темно-фиолетовые воды, светлевшие у полосы прибоя. Низкие облака мягко мерцали серебром и сталью, тихо двигаясь навстречу берегу под порывами ветра, несшего соль и оставлявшего на губах странный вкус…

– Это должно успокаивать… – Романов произнес отдающие свинцом слова, и понял, что до этого почти никогда не размышлял вслух. Работа была такая… «Слово – не воробей, слово – это граната. Вылетит – не поймаешь…» – Но, черт подери, кого? Кто может любить такой пейзаж?

Он понял, насколько глупо выглядит, говоря с самим собой, тихо рокочущим прибоем, пляжем и облаками. Но ему было как-то наплевать на условности – здесь не было никого.

Марк не помнил, как попал на этот берег, чем занимался раньше, и что делать дальше. Странное обаяние моря, крупного песка и низких туч успокаивало, пусть и неявно, и гасило вздымавшуюся внутри упругую волну.

– Здесь красивая местность… – прошептал он, умиротворенно смотря вдаль, – И вечность…

– Насколько я успел понять, это камера предварительного заключения, – донеслось сзади. Голос говорившего был смутно знаком полковнику, и он даже не пошевелился. – Здесь все так устроено, не как у людей. Пляж, море, ветер…

– Нет ни стен, ни охраны… – Романов улыбнулся, – и кормежки тоже нет…

Из-за спины раздался тихий скрип песка, и рядом с Марком уселся человек в десантном комбинезоне, слегка подкопченном и со следами дыр, спаянных и сращенных на ткани комбинезона. Боковым зрением полковник не мог разглядеть лица, но не хотел отворачиваться от волн и ветра.

– А зачем владеющему вечностью кормежка? – спросил случайный «сокамерник», зачерпнув песок, и дав ему просочиться сквозь пальцы. – Или зачем, Бездна пополам, богу ходить в сортир?

– Ради эстетического наслаждения? – пошутил Марк, улыбаясь, – или для поднятия самооценки…

– Может быть… – его собеседник тоже улыбнулся, – но я пришел не за тем. Полковник, каким вы видите это место?

Романов задумался:

– Золотой пляж, сине-фиолетовое море, и серые тучи над головой… И тепло. Разве ты видишь не так?

– Увы. Море здесь серое, свинцовое… Будь мы на Земле, я бы сказал, что надвигается шторм. Здесь холодно, срывается снег, и песок серый…

– Интересно… Но как мы можем говорить, если находимся в разных местах? – полковнику стало немного не по себе.

– Или видим одно и то же по-разному.

– Или ни вас, ни этого места не существует, – в разговор вмешался третий участник, возникший перед сидящими на песке. – Жизнь вообще имеет свойства иллюзии, как и смерть. Марк, Ричард, не беспокойтесь, меня здесь тоже нет.

«Ричард? – полковник понял, почему голос показался ему таким знакомым, – Морган! Капитан „Астарты“, мать моя женщина… Но откуда он здесь?»

– На вашем месте, Марк, я бы задал другой вопрос… – неожиданно присоединившийся к их беседе мужчина поправил свои белые одеяния, и уселся прямо в воздухе, скрестив ноги в странных сандалиях из кожаных ремешков и металлических пряжек. – Откуда здесь вы. И что будет дальше…

Ричард пропустил сквозь пальцы еще одну пригоршню песка, и тихо рассмеялся.

– А вы, Маттершанц, шутник… – капитан «Астарты» повернул голову к Романову, и полковник с удивлением увидел, как в глазах Моргана разгорается серебряный огонь. Внезапно заболела голова, и перехватило дыхание. – Память – странная штука, если ее заблокировать, становится намного легче, но нужно ли это?

Тот, кого назвали странным немецким именем, подул на кончики пальцев, и попросил:

– Рикки, потише. С такими блоками надо работать тоньше. Смотри…

Он бросил в лицо полковнику горсть золотого песка, рассыпавшегося на множество золотых пирамидок, каждая из которых увеличивалась бесконечно, поглощая Марка, пропуская через себя, и собирая заново…

…Когда Романов пришел в себя, вокруг него расстилалась бездна космоса. Не та Бездна, которой клянутся астронавты, но не менее глубокая и опасная. Незнакомые звезды холодно кололи его бесплотные зрачки, вгрызаясь в мозг терабайтами информации – от спектрального класса и времени жизни, до названий на тысячах языков и описаний планет, обитаемых, уже мертвых и никогда не живших… Но разум пропускал сквозь себя все эти океаны знания без какого-либо усилия, безупречно сортируя их и упорядочивая. Перспектива изменилась, и теперь перед Марком висели сложные ячеистые структуры галактик и галактических групп, изливая еще больше данных. Видимая область еще раз отдалилась, и место ячеек заняли туманные шары разных цветов – от чисто-белого, снежного, до непроницаемо-черного, через миллионы оттенков… Он понимал, что видит Вселенные, которые, в свою очередь, объединяются в сложные структуры высших порядков. И каждая из них просто светилась от излучаемой информации.

– Смотри. Запоминай, – донесся бесплотный голос Маттершанца. – Тебе предстоит отправиться туда…

Мир снова мигнул, и полковник оказался на знакомом пляже. Море все так же катило свои волны, но тепло сменилось легкой прохладой, и облака сгустились. Он помнил все, что увидел и узнал в своем кратком бестелесном путешествии, и более того, вспомнил, кто он такой, и почему оказался здесь. Сражение со Строителем Пути, создание вируса Предтеч, Перерождение человечества, пронесшееся по всем временам… Если бы Романов не ощутил до того всю бесконечность миров, которые существуют, то, возможно, он возненавидел бы себя. За глупость, ограниченность и разрушительные силы, выпущенные им на свободу. Впрочем, сейчас ненавидеть было глупо. Разве можно испытывать ненависть к младенцу, не сознающему, что кусать игрушку бесполезно? Ему нужно дать вырасти, и помочь узнать об окружающем мире…