Книга Беглый огонь - Петр Катериничев

Дверь на техэтаж оказалась вообще не заперта; видно, бойцы этого самого Ильича-Панкрата проверили закуток, взломав замки, доложились: мин нет, и успокоились. Да и кто будет думать о подсобковой двери, ведущей в лифтовую шахту, если вертолеты уже посыпают территорию завода нервно-паралитическим газом кратковременного действия, а спецназ готовится «взять на штык» здание заводоуправления!

Спускаюсь по шаткой лесенке, замираю: мимо громыхают с десяток пар ботинок: они спешат к лестнице. Вдох-выдох. Ну и – с Богом! И тут – гаснет свет. Совсем. Видно, бойцы группы захвата отключили энергию по всему зданию, и теперь темные коридоры освещены только мертвенно-белым лунным светом, что льется из специальных осветительных вертолетных прожекторов. Еще две винтокрылые машины зависли с внешней стороны административного здания. Громкий механический голос отдает команды строго и однозначно: «Приказываю прекратить всякое передвижение в здании! Сложить оружие! При попытке оказать сопротивление будет открыт огонь на уничтожение! Время исполнения – четыре минуты… Приказываю прекратить всякое передвижение в здании…»

Выскакиваю из двери. Два охранника нервно курят у стеночки, рядом с массивной, обитой дерматином металлической дверью. Короткая очередь из «бизона», и они сползли на пол. Быстро подбегаю к двери, сжимая лимонку. Стационарные камеры слежения отключены вместе с энергопитанием, а поставить автономные эти самоуверенные дяди не озаботились!

Рывком подбегаю к двери. Вижу махонькую щель: дверь не заперта, ребятам не до того, готовятся к срочной эвакуации. Но как их вертолет сможет… Стоп! Уходить ведь можно не только по воздуху, но и под землей! На таком объекте система подземных коммуникаций должна быть разветвленной и обширной! Они разделены на блоки, которые перекрываются мощными, стального листа, дверьми, причем – с одной стороны. Выстроить тем самым заранее коридор для отхода легче легкого! Пока любой из спецназов будет крушить гранатометами сталь сейфовых дверей (что очень непросто в замкнутом и за-крытом пространстве и опасно прежде всего для самих подрывников!), организаторы всего этого непотребства уйдут в канализационные коллекторы и – до свидания. Тем более дерьмо не тонет!

Фигушки! Выдергиваю из лимонки чеку, отпускаю запал, отсчитывая с уме секунды, рывком открываю дверь, швыряю гранату, как снежок, вверх и – захлопываю железку снова, налегая всей тяжестью тела! Взрыв ахнул, меня бросило на пол, но двери я открыться не дал. Граната, как я и рассчитывал, разорвалась в воздухе, плеснув двумя сотнями горячих смертоносных осколков! Я вскочил на ноги, ворвался в комнату и полоснул из автомата по всему, что хоть тенью или силуэтом маячило в клубах дыма и неровном люминесцентном свете за окном.

«Приказываю прекратить всякое перемещение в здании! Сложить оружие! При попытке оказать сопротивление…» – продолжал монотонно увещевать голос робота из громкоговорителя.

Я уронил пустой автомат, захлопнул металлическую дверь наглухо, дабы выручка не подоспела, выхватил из кобур оба «макара», сбросил «флажки» предохранителей и ринулся из начальственного предбанничка собственно в кабинет: благообразная псевдодубовая дверь от взрыва распахнулась настежь. И, движимый даже не восьмым – девятым чувством, рыбкой ринулся на пол, вытянув руки и паля из обоих стволов. Пули противника прошли выше едва на дюйм, и выстрелы смолкли. Поднял голову: лысый крепкий усатый мужик стоял, прислонившись к косяку, и медленно сползал на пол… Длинный пистолет неизвестной мне конструкции дрожал в перебитой руке, по губам стекала струйка крови, но глаза еще жили, воля еще пыталась удержать гаснущее сознание, заставить руку поднять пистолет и выстрелить. Мы встретились взглядами и – словно ис-кра проскочила, а следом нечто неведомое подернуло мутный от боли взгляд тенью… Глаза потухли, и мужчина неживым комом свалился на пол. Делать контрольный я не стал – навидался убитых на веку.

Приложился я в этом полете крепко, разодрав щеку об остатки стекла. Медленно, шажками, стал передвигаться к той самой двери. И тут на пороге выросла худощавая фигура. Я направил пистолеты ему в лицо, но человек даже не испугался: тонкие губы его искривила ухмылка, он медленно поднял обе руки ко рту, вставил в рот-щель приготовленную сигарету, чиркнул кремнем зажигалки, подержал пламя чуть на отлете, рассматривая меня и давая рассмотреть себя… Потом разлепил губы, произнес тихо и хрипло:

– Мой черный человек… За мною всюду как тень он гонится… Ну вот и встретились. Меня зовут Филин.

Я промолчал, продолжая внимательно наблюдать за ним.

– Почему не стреляешь? Ты же пришел убить меня, Человек Дождя?

– Ты приказал взорвать Крузенштерна?!

Мужчина вздрогнул и вдруг – захохотал! Громко, искренне, аккомпанируя своему смеху зажженной сигаретой. Комната освещалась ленивым белым светом, вертолет переместился во двор заводоуправления, и его заунывная канитель слышалась теперь глухо, будто из преисподней: «Приказываю прекратить всякое перемещение в здании… Сложить оружие… При попытке оказать сопротивление будет открыт огонь на уничтожение… Две минуты…» А снаружи тем временем завис другой вертолет, небольшой, маневренный. Спаренный крупнокалиберный пулемет взирал на тонированные начальственные окна с молчаливой укоризной.

– Старые мы стали… Ста-ры-е! Завалить такого волка, каким был Ильич, за пару секунд – это даже не мастерство, это судьба. Впрочем… Воевать должны молодые: только они уверены, что никогда не умрут.