открывать.
Наталья Мироновна посмотрела в след дочери и заговорщицки пошептала гостям:
— Я прожила с Петей честную жизнь. Мы никогда друг другу не изменяли. А у вас как? Сейчас разберемся…
— В чем? — смиренно усомнился Фридман, лицо его выражало полную растерянность.
Комедия абсурда сделала разворот, чтобы, грозя новыми скандалами и разоблачениями, пойти назад по кругу.
9
Сейчас телевизор у нас проводник религии, культуры, миропонимания, он наш гуру, и потому жалко, что зачастую он бывает так недалек и агрессивен. Днем программы еще можно смотреть, там клуб путешественников, что‑нибудь про животных, беседы с неглупыми людьми, а вечером только та информация, которая ниже пояса. Главный действующий герой — грубая сила и точный прицел. Убивают подробно и долго, а потом занимаются соитием. И почему‑то ящику очень важно, чтобы за этим наблюдали миллионы. Это ведь, знаете, как общественный туалет без одной стенки. Секс — такая интимная вещь! Или это особый вид наслаждения — чтоб прилюдно? Но ведь это насилие над естеством. Это болезнь, при которой особь мужеска пола обнажает прилюдно крайнюю плоть. Называется… забыла, как называется, но точно есть медицинский термин.
Здесь недавно забастовку показываали. И вместе с бастущими по улицам шел Тулеев… или Лебедь, забыла. А может, каждый из губернаторов шел по собственному городу с плакатом "Так жить нельзя". Естественно, я тут же представила на улицах Москвы с подобным плакатом Ельцина, идет он, государь наш, и требует — немедленно заплатите шахтерам, запретите чернуху и порнуху, ну и прочее… И ничего смешного. Требуй — не требуй, все делается как‑то само собой. Впрочем, когда Бог хочет наказать, он лишает людей разума.
TV показывает лютые убийства, а само тоже с плакатом — дайте, сочините, придумайте положительного современного героя. И тогда мы не будем каждый вечер целиться в вас с экрана. Совершенно советская постановка вопроса. Соцреализм также натужно искал положительного героя, эдакого передовика производства с крыльями. А сейчас позарез нужен "новый русский", и чтоб без красного пиджака, без распальцовки и блатного жаргона, он должен быть деловит, удачлив, красив, словом, всё как у них на Западе, но при этом "развитая русская душа".
Я к тому, чтоб объяснить читателю, почему написала этот роман. Хотя он и сам поймет, не дурак.
Вся столичная субкультура бьется, аж вспотела, чтобы привить нам то же понимание красоты и счастья, как у них, за бугром. Все эти глянцевые, зовущие к успеху журналы — для одной тысячной (а может, для миллионной) части населения. А кто интересуется теми гражданами, которые мечутся, как угорелые мыши, в поисках хлеба насущного? Им тоже нужны "печатные площади". Издайте для них хоть маленький журнальчик на плохой бумаге, но чтоб он был им впору, чтоб хоть каким‑то боком соответствовал их убогому быту. Журнальчик можно назвать "Бедные люди" или "Маленький человек", словом, вполне в традициях прошлого века.
При социализме я была "человек с большой буквы" и "звучала гордо", а теперь, чтоб по миру не пойти, составляю родословные для состоятельных людей. Бедный ко мне не пойдет, у него денег нет, да ему и не надо. А богатые за малую мзду очень хотят приобрести приличных предков. Не скажу, чтобы каждому нужно было иметь непременно знатную дворянскую родню. Это я в самом начале работы каждому старалась угодить. А теперь вижу, многие хотят иметь хоть каких‑нибудь реальных предков, потому что все предки в советское время за полной ненадобностью были потеряны. А иных и вовсе опасно было иметь. Поэтому их не только вычеркнули из памяти, а придумали вместо них других, социально годных.
С этими, которым нужна подлинная родня, работать интересно, но настоящее творчество, сознаюсь, начинается тогда, когда заказчик ждет от тебя чего‑нибудь такого–эдакого. Напрямую он об этом не говорит, только бросит вскользь, что, мол, по семейному преданию прабабка с маминой стороны была столбовой дворянкой. Ну а дальше — пошло поехало.
Вначале я пользовалась только энциклопедией Брокгауза и Эфрона. На мое счастье, там перечислялись все княжеские, графские и вообще сколько‑нибудь знатные российские фамилии. Бывает, что и сыщешь покойную дворянку и всю родню ее. В этих случаях я на хорошей бумаге отпечатывала, несколько отредактировав, энциклопедический текст и ставила свою подпись. Естественно, при такой работе родословное дерево моих богатых заказчиков имело чрезвычайно тонкий ствол, ветвистость которого была немногим больше телеграфного столба.
Как меня клиенты находили? По объявлению в газете. Чистая самодеятельность! Это уже потом я узнала, что есть генеалогические агентства, что можно получить лицензию и работать в Государственном архиве древних актов, а также в областных исторических архивах. Узнала, что главный источник информации — метрические книги города и домовые книги в ЖЕКе, что есть Военный архив в Лефортово, где хранятся материалы о русской армии. Не стоило обходить вниманием и церковные книги, в которых имеются даты рождения и смерти всех прихожан. Церковные книги при советской власти практически не велись, но от царского времени сохранились, потому что писались в двух экземплярах. А можно просто поехать в деревню или в провинциальный городок и порасспрашивать. Людская память удерживает в себе три поколения.
За тщеславие люди согласны платить большие деньги, вот только кроить часто было не из чего. Помню, появился у меня некий Сергей Сергеевич Кравченко. Отца расстреляли за месяц до его рождения, но мама перед смертью твердо говорила, что он… Голицын. Клиент не предъявил ни одного документа, ни единой фотографии, на руках было только желание приобщиться к высокому роду. И при этом еще спесиво утверждал, что является не только Голицыным, но и потомком Дмитрия Донского, потому что одна из внучек Донского вышла замуж за родоначальника рода Голицыных. Он говорит, я согласно киваю головой. Кончилось дело тем, что Кравченко начал орать:
— Вы все еще сомневаетесь? Посмотрите на мое лицо! Я же похож!
Он достал вырезанную из старой "Нивы" фотографию с изображением царской семьи и свиты. Где‑то там из‑за аксельбантов выглядывал его предполагаемый предок. У меня было очень мало опыта в работе, но я все‑таки понимала, что за экстерьер в графья не принимают.
— Ну хорошо, положим, вы Голицын.
— Что значит — положим? Подтвердите.
— Подтверждаю, — произнесла я важно.
Он смертельно обиделся.
— Мне нужна бумага. Вы же удостоверяли личность других заказчиков.
— Да, на основании документов. Но мое удостоверение, это только подтверждение проведенной работы, подтверждение моего поиска. А на ровном месте я документ выдать не могу. Я — не
