Однако трения ускорили уже имевшуюся положительную тенденцию — повышение профессионализма чиновников прусской государственной службы.
Фридрих также учредил плату за перевозки по Рейну — еще одна непопулярная у рейнских государств и торговцев мера. Нововведения короля в финансовой сфере — многие считали, что они часто плохо продуманы — не достигли цели: цены возрастали и жизнь в Берлине дорожала. В 1765 году был основан Прусский государственный банк под гарантии казны.
После войны по Пруссии прокатилась волна банкротств. Даже Готчковский оказался в затруднении. Он сделал на спекуляциях огромное состояние, закупил у русской армии большое количество зерна, а цены затем изменились не в его пользу. Фридриха это обеспокоило, но он понимал, что не может действовать напрямую, а другие финансовые дома не хотели помогать. В конце концов он купил фарфоровые фабрики Готчковского. В 1764 году была основана Königliche Porzzelan Manufaktur — КРМ[277]. Король организовал специальную Следственную комиссию по надзору за процессами банкротства. В результате известный коммерсант заплатил 50 процентов долга.
Фридрих объехал большую часть владений. Его здоровье было подорвано: сгорбленный, седой старик, которого мучили хронические проблемы с желудком. «Я очень стар, дорогой брат, — писал он Генриху. — Я бесполезен для мира и обуза для самого себя». Такая меланхолия вполне понятна, она коренилась в немалой степени в том, что многих самых любимых друзей и соратников уже не было с ним. Здания знакомы, но атмосфера, царящая в них, уже не та. «Я здесь чужой, — писал он сестре, Ульрике Шведской, вернувшись в Берлин. — Семь лет войны изменили все».
Сан-Суси, однако, доставлял ему большое удовольствие. Король часто возвращался мыслями к дворцу во время походов, с готовностью описывая детали его убранства де Капу и другим. Он гордился виноградом, который выращивали в стеклянных оранжереях, и часто посылал его в подарок Генриху в Рейнсберг. Ульрике Фридрих написал, что чувствует, как распадается семья: «Наша несчастная семья долго не протянет. Сестра Ансбахская (Фредерика) все больше превращается в полную развалину; сестра Брауншвейгская (Шарлотта) и я уже почти без зубов; сестра Шведтская (София) страдает водянкой; бедняжка Амелия (аббатиса Кведлинбургская) чувствует себя не лучше, несмотря на воды Эксла-Шанелль; брат Генрих ипохондрик; брат Фердинанд лишь в короткие промежутки времени чувствует себя здоровым. Через десять лет никого из нас не останется!» Не все письма родственникам были столь мрачно-шутливыми, но в них чувствовалась подавленность. Вильгельмина и Август Вильгельм уже умерли. Колебания настроения от отчаяния и жалости к себе до грубости происходили у него всегда очень резко. Вероятно, никогда не удастся узнать, являлись ли они свидетельством маниакальной депрессии.
Фридрих проявлял интерес к младшим родственникам, к племянникам, племянницам, и тон его в общении с ними был полон любви. «Мое дорогое дитя, — писал он любимой племяннице, принцессе Оран-Нассауской[278], после того, как она вышла замуж, — все родные пребывают в здравии и были рады услышать о восторге, которым сопровождался твой въезд в Гаагу, — люди сообщают, что «принцесса покорила все сердца…». Мне доставляет радость слышать, что тебя, дорогая моя, так любят и ценят. Какое наслаждение ты доставляешь старому дядюшке…» И послал ей токайского вина из собственных подвалов. Позднее принцесса присылала из Голландии селедку — король всегда любил рыбу, — а он писал ей, что она «дочь брата, которого я всегда любил», и превозносил ее зрелый не по годам ум. Сватовство в их большой семье занимало значительную часть его времени; браки давали возможность заключения союзов и могли оказывать влияние на политику; по при этом Фридрих старался учитывать и эмоции. Король был одинок.
Он питал особые чувства ко второму сыну Августа Вильгельма, племяннику Генриху, умершему в 1767 году восемнадцати лет от роду от оспы. Фридрих сочинил в намять о нем панегирик, который прочел вслух перед Дьедонне Тьебо, и сердце его при этом явно разрывалось от горя. Брату, Генриху, он написал: «Это как соuр de foudra[279]. Я любил его, как собственного сына»; его письмо, содержавшее извещение о смерти, все было залито слезами. Фридрих надеялся, что однажды состоится женитьба между племянником Генрихом и его племянницей, дочерью Ульрики Шведской. Король приказал, чтобы сочиненный им панегирик зачитали перед большим скоплением народа, на публичной сессии Берлинской академии. Его «Eloges», или траурные речи, были великолепны: у Фридриха появится неутолимая потребность выступать на поминальных службах. Это бывало не только в отношении известных людей — он написал прочувствованную речь о сапожнике, Мэтью Ренгарте, за его способности, благочестие и добродетель, благодаря которым он достоин большего, чем монархи.
Фридрих был всегда готов поддержать в беде членов семьи. Когда Доротея Вюртембергская — тоже родственница — пожаловалась на правящего герцога, уже давно не выплачивающего ей положенного содержания, Фридрих разразился резким письмом[280]. Король серьезно относился к семейным обязанностям и обладал такой репутацией, что мало кто осмеливался противоречить ему. Доротее он посоветовал не ездить на воды во Францию, так как расходы, связанные с поездкой, дадут герцогу прекрасный повод заморозить ее средства. Позднее у него были и другие причины быть недовольным Доротеей.
Семья становилась источником беспокойства, но в то же время и давала утешение. Фридриха раздражала политика Швеции, и он винил в этом сестру Ульрику, королеву. Он считал опасным и нелепым, что шведы почти не предпринимают усилий, чтобы оставаться в хороших отношениях с русскими: «Я пытаюсь не допустить вашей ссоры с огромным государством, лежащим у вашего порога!» Он знал, что эти рассуждения раздражают Ульрику, но сказал, что, будучи честным братом, обязан их высказывать. В феврале 1768 года Фридрих рассматривал ситуацию, в которой находится Швеция, не как монарх, а как брат: «В Швеции существуют прорусская и профранцузская партии. Если первая почувствует слабость, то обратится к императрице Екатерине, которая вышлет ей на помощь 20 000 солдат. Есть ли у Швеции средства, чтобы противостоять России? И если Швеция освободится от русского ярма, то не для того ли, чтобы оказаться во французском? Вы заставляете меня трястись от страха за вас!» Ульрика была настроена воинственно по отношению к России, и Фридрих подозревал, что она получает субсидии от Франции, 200 000 экю.
Фридрих любил сестру Амелию, хотя ее отношение к нему не отличалось постоянством; он искренне тревожился о ее здоровье. Поразительно красивая женщина, которая никогда не состояла в браке, она походила на самого Фридриха — была категорична в разговоре и любила подшучивать над другими. Ей нравилось узнавать предсказания судьбы, гадая на картах, результатами гаданий она делилась с Фридрихом. Возможно, из-за того что Амелия бывала
