Книга Искусники - Пэт Кэдиган

– Джина? – звал Гейб и поворачивался в разные стороны, стоя под серым небом. – Марли? Карита? Маркт? Есть тут кто-нибудь?

Эхо его голоса разносилось повсюду, отзвуки накладывались друг на друга, входили в контрапункт. Он сделал несколько неверных шагов вперед, стараясь не потерять опору под ногами.

Почему бы тебе не посмотреть сюда?

Это был не голос, а, скорее, явственное побуждение. Гейб отказался ему повиноваться.

– Ответьте же, кто-нибудь!

Сюда. Посмотри сюда.

Камни под ногами складывались в длинную, широкую дугу берега – миллионы, миллиарды, бесконечное множество камней, слишком много, и те, кого он ищет, должны быть где-то среди них, надо лишь отыскать верный камень. Только вот он не проживет так долго, чтобы проверить их все, его жизни не хватит даже на то, чтобы перебрать малую их часть.

«…умер не от голода, а от старости в поисках выхода…» Так что почему бы тебе просто не посмотреть сюда?

Его взгляд начал медленно смещаться к источнику навязчивого притяжения. Тяга все усиливалась. Но на Джину, на ее притяжение, это не было похоже. Он с усилием вернул свой взгляд на камни под ногами, по которым он медленно, спотыкаясь, продвигался, но тот вновь сместился ниже, к поверхности воды, к озеру и темнеющим на противоположном берегу деревьям, и за деревья, к ожидающему чуть поодаль от них незнакомцу.

– Джина? – позвал он без особой надежды, уже полностью туда повернувшись.

Вспышка яркого света – и вот он уже смотрит в совершенно другую сторону.

– Угадывай снова, папа.

Наверное, он бы принял ее за очередной призрак, порожденный Марком («Очередную видимую отметину», – подсказал внутренний голос), но было совершенно очевидно, что она – чужеродный элемент в программе, вставка, напоминающая древние, грубоватые картинки самого начала применения виртукостюмов и видеошлемов. Да уж, древние… Не так давно это и было.

– Да, это я. – Она запросто шагала по камням, будто это был ровный пол. – Сэм. Я в твоем виртукостюме.

Он оглядел свою татуировку, служившую ему виртуальным телом.

– Что ты тут делаешь?

– Создаю помехи. – По ее лицу прошла рябь. – Пытаюсь дать вам передышку. Эта зараза совершенно накрыла вас с Джиной. Кстати, а где Джина?

Она протянула к нему руки, и он взял их в свои. Невзирая на то, что Сэм выглядела чужеродной вставкой, ощущение прикосновения было поразительно реалистичным, и по выражению ее лица он мог сказать, что она ощутила то же самое.

– Тут все непривычно, – сказал он. – Меняется очень быстро. Наверно, слишком быстро для этой штуки, в которую ты облачена.

– Технология, подходящая для выполнения конкретной задачи, пап. А для меня это единственно возможный вариант, потому что у меня гнезд нет.

Она крепко зажмурилась.

– Что такое? – спросил он.

– У Кили есть программа, которая меняет частоту, чтобы я не впала тут в транс. От этого иногда с глазами что-то странное происходит. Будто они скачут вверх-вниз. Но у меня мало времени. Где Джина?

– «Где» – не совсем подходящее слово. Она здесь, просто я… – Гейб поглядел на россыпь камней вокруг. – Просто я не могу подобрать верный контекст. – Он почувствовал, что его взгляд снова притягивается к незнакомцу и против своего желания начал оборачиваться.

Внезапно перед ним снова выросла Сэм.

– Создаю помехи, – пояснила она. – Чтобы выиграть тем самым для тебя немного времени. Что это за контекст?

* * *

На что это похоже: на открытое окно или открытую рану?

…Ударник? Джим Моррисон или Видео-Марк? Моцарт или «Канадейтайм»? Оркестр Живого Серпа… или тот странный рыжеволосый доктор. Разум ее судорожно дергался в плену кошмара, грозившего вот-вот перерасти в реальность. Реальные сны.

Прогуляемся чуток.

Когда это меня для тебя не было?

Пойдем, прогуляемся сейчас чуток вместе.

– На самом деле, не то чтобы мне не было дела до твоей боли, Джина, просто я никогда прежде не мог избавить тебя от нее. А теперь могу.

В чем твоя слабина, Джина? Лучше доберись до нее прежде него.

Ах ты, сукин сын, кретин безмозглый, это ты у меня всегда был слабым местом, причем прекрасно это знал, всегда знал. Ты делаешь то, что делаешь; делаешь, потому что можешь, а если это означало пользоваться моей слабостью против меня же – что ж, мне приходилось терпеть.

Она стояла в тени на ступеньках здания суда, глядя на него, прижатого мертвенно-бледной ладонью Джослин, наклонялась над ним, лежащим на песке Мимозы, стояла возле него на коленях в тысяче разных мест, наблюдая, не посинеет ли он окончательно и бесповоротно.

Есть чем крыть, любовничек?

* * *

– Сможешь, папа? – спросила Сэм.

– Не знаю, – ответил он, держа в руках камень. Найденный ею по симпатическим вибрациям, как она это называла. Он понимал эту программу только интуитивно, но теперь большего и не требовалось. Если бы пришлось детально в ней разбираться, то все остальное просто выпало бы из зоны его внимания.

– Тогда, возможно, контекст неверен, – сказала Сэм. Ее образ снова заколебался. – А есть ли что-то такое, в чем ты уверен?

Он застонал.

– Господи, Сэм, да как вообще можно быть тут хоть в чем-то уверенным?

Она посмотрела на другой камень, потом немного смущенно улыбнулась.

– Так что у тебя есть?

«Ну вот, опять», – подумал он. Ведь он уже через это проходил, выбирая путь дальше по берегу, применяя симпатические вибрации Сэм к камням под ногами.

– Нет, пап. – Продолжала настаивать она, что все-таки у тебя есть?

* * *

– На самом деле, не то чтобы мне не было дела до твоей боли, – сказал Марк. – Просто я никогда прежде не мог избавить тебя от нее. А теперь могу. Мозг не чувствует боли.

Возможно, это из-за того, что ей неоткуда было узнать, как это может быть. Или же оттого, что она упустила единственный шанс, когда все могло сложиться иначе, – много лет назад, той ночью, когда Дилан говорил правду за них обоих. Наверное, из-за этого она теперь так податлива, хотя он даже не стал прикладывать ни малейших усилий, чтобы обмануть ее. Прогуляемся чуток, да, прямо в пасть чудовищу, с открытыми глазами, ясными, как дождевая вода… Но, Боже, отменить все эти годы, когда она накачивалась всякой дрянью и снимала меблированные комнаты, оборудованные всем необходимым для жизни и не имевшим к ней никакого отношения, – значит, ради этого? Неужели действительно все было только ради этого?