Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
«Там звонок подписан ‘Буонарроти’. Я хочу писать!»
«Да, я тебе помогу».
«А это очередь?»
«Нет-нет… им не нужно… это твои близкие».
«Прямо все? Пришли посмотреть, как я писаю? Я же не Ава Гарднер».
«Магги здесь, и Сана, и Доура, а еще твой сын Халли и Тоурдис Альва. И их дочь, Гвюдрун Марсибиль, она тоже приехала…»
«Привет, ба!»
«Здравствуй, мама».
«Да, у нее много поклонников».
«А? У кого?»
«У Смерти. Она любит большие компании. Всегда все билеты бывают проданы, когда она… нет, пусть будет открыто».
«А может, я закрою?»
«Нет, пусть будет открыто. Пусть люди смотрят. Зря они, что ли, из такой дали притащились? Ты у них номерки соберешь?»
«А?»
«Собери у них номерки… у-у, как хорошо… Да, собери номерки и пригласи их на конфирма… на кремацию».
«Как самочувствие, мама?»
«Я писаю».
«Может, дадим ей спокойно сходить в туалет?»
«Ты сказала: Гвюдрун Марсибиль?»
«Да, она здесь».
«Какой штиль. А ты разве не стала учиться плаванию в… как его? Брисбейн?»
«Ага. Привет, бабушка. Рада тебя видеть. Ты…»
«Ведь это на восточном побережье?»
«Да!»
«У Тихого океана?»
«Да!»
«Красивые были фотографии, где ты в этой… Новой Зеландии».
«А? Ты их видела?»
«А груди у тебя для плавания не великоваты?»
«А?»
«Мы пришли, а его дома не было».
«Кого?»
«Он живет на Виа Гибеллина, дом 70. Там написано „Буонарроти“ у зво… Лова, а ты отнеси то, что от меня останется, в крематорий. Надо уничтожить… все уничтожить. Я не хочу… ни крошечки остаться не должно. А ты не смей учиться пению. Слышишь?»
«Что?»
«Не нужны нам еще Ловушки-Соловушки».
«Да нет, я не…»
«Мне Филипп жутко нравится».
«Фи… в смысле?»
«Он из Брисбейна? Он мне напоминает моего Боба. Он знал Микеладжело. Они в одном классе учились. Лова, подними меня».
«Ах, да, прости».
«Если б она не говорила, она бы не погибла».
«А?»
«Если б она не говорила, моя малютка бы не погибла. А вот Крокодил… я даже не знаю, что с ним стало».
«Что ты сказала, мама?»
«Но ведь крокодилы – они долго живут».
«Да».
«А тогда бы она не погибла, моя Бломма, цветочек мой. Лова, может, ты положишь ей на могилку цветы?»
«Что?»
«Может, ты положишь ей цветы на могилку. Она на кладбище Чакарита».
Ах, теперь я вихляю-ковыляю назад перед толпой поклонников. No pictures, please![293]Как, и наш Гейи тоже здесь? По-моему, я вижу его ноги, а повернуть голову не могу из-за боли в груди. А жерло разверзлось мне навстречу, на вид ржавое в темноте и сумраке, словно польский док. Польский док. Я слышу плеск весел.
«Зачем вы все сюда пришли?»
«Потому что мы думали…»
«Что я собралась помирать? Ладно, я попробую. Постараюсь ради вас».
«Нет, мама, я не в том смысле…»
«На самом деле я собиралась помереть не раньше четырнадцатого. А какое сегодня число?»
«Восьмое. Восьмое декабря».
«Да? День рождения Фридьйоуна. Где мое яйцо? Дайте мне мое яйцо. Я его с собой возьму».
Ай, как же жить больно! Я позволяю ей сложить меня вдвое под одеялом, и в глазах у меня темнеет. Умереть будет хорошо. Лишь бы у меня там никаких легких не было. Это ноутбук? Нет. Его я оставлю, а яйцо заберу с собой, и лекарства, лекарства. Да, если б она не говорила, эта чертова Эвита, не толкала речь, народ бы не ушел с улиц, и моя малютка была бы жива. На мне все время лежало какое-то президентское проклятье. Правильно Байринг тогда сказал, я – «фифа президентская». Но пусть он не ждет меня на той стороне с ромом, розами и в голубом свитере! При кончине человек должен получать какое-то право на неприкосновенность при предъявлении свидетельства о смерти. Тогда я лучше выберу Боба с его планами. С ним я уже назавтра добилась бы аудиенции у дьявола. Мы войдем по ковру и оба одновременно поклонимся, словно крохотные адские детишки. А князь поднимет пылающий палец и скажет «velbekomme»[294]по-датски. Да-да, дьявол говорит по-датски. Хотя, наверно, у него есть переводчики. У него есть переводчики. Но я хочу, чтоб тогда оно было со мной – сердце моего отца, – и я сжимаю его в руках, а они пытаются разжать. Отче наш, иже еси на небеси…
«Не нравится мне это».
«А это настоящая граната? Она не взорвется?»
«Не знаю. А ее можно у нее отнять? Давай снова».
«Не получается… Мертвой хваткой…»
«Мама! Ты должна…»
«Не нравится мне это».
«Она ее прямо сжимает».
«Халли, пойдем отсюда».
«А она у нее долго была?»
«Она говорит, всю жизнь. Только я не знала, что это…»
«Может, я встречу ‘Половинку Гитлера’… в свите князя…»
«Герра? Герра?»
«Может, он стал придворным, целым и красивым?»
«Она уже не здесь».
«Боже мой!»
«Вы можете достать мне справку?»
«А?»
«Лова, милая, справку. Свидетельство о смерти. Сможешь достать мне?»
«А может, ничего страшного, раз она так долго держала ее у себя?»
«Не знаю. Все-таки есть риск, что рванет. Смотри, как она ее сжимает».
Ай-ай, держись-держись за рыбака, а потом ступай веселиться, Вигга да Сигга да Солнышко свепнэйское!
«Мама, прощай. Можно поцеловать тебя на прощание?»
Из глаз у него дождь, он поливает старые щеки. Блаженны те, кто плачет за других. Я никогда не знала, каков он внутри, а он не знал моих чувств. Жизнь опоздала, опоздала, сейчас разверзлась мякоть, и сыновьи слезы катятся по материнскому пути, и как это все дивно косо, а железо приятно, приятно ощущать военное железо, ах, как странно, я живу, а сейчас умру, как и любая другая крачка, ой, смотрите-ка, я вплываю в жерло времени, и надо же, там написано по-французски: Sortie[295]… а они стоят с факелами, немецкие солдаты, и пламя отражается в сточной канаве…
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
