Заготовленная речь? Какой в ней смысл, если я половину забуду? Лучше буду говорить, как есть. Что думаю. И будь что будет. Наконец она выходит. Идёт с тремя подругами, глаза опущены и дырявят плиточную дорожку.
— Я вновь увидел тебя
И в чувствах своих не усомнился,
Все дамы меркнут на фоне твоём,
Я знаю, мы вместе по жизни пойдём, — сказал я.
— Что? — спросила Маша.
— Привет, — окликнул я её, — принцесса.
— П-привет, — робко сказала она, подняв голову, — что ты здесь делаешь? И как ты узнал, когда?
— А сама как думаешь?
— Мама помогла?
— Конечно.
— Она попросила присмотреть за мной?
— Хорош издеваться надо мной. Ты прекрасно понимаешь, почему я здесь.
— А я тебе уже всё сказала, — проговорила Маша и развернулась.
— Это я уже слышал, — сказал я и схватив её за руку повернул к себе и обнял. Первые несколько секунд она делала вид, что сопротивляется, но потом сама впилась в меня руками. — Я так понимаю в харасменте ты меня не обвинишь?
— Опять сводишь к шутке серьёзный момент? Я ведь сказала тебе, что…
— Я это уже слышал. Послушай и ты меня.
— Хорошо, — сказала Маша, тихонько отпрянув от меня.
— Скажу сразу — такого бреда я давно не слышал. Причинила мне боль? Боишься причинить ещё? Ты сама себя-то слышала?
— Вань, из-за меня…
— Нет! Не из-за тебя. Не из-за меня. Это роковое стечение обстоятельств, сколько можно говорить? И это было целых три года назад. Три года прошло, Маш! Ты не имеешь права винить себя в событиях трёхлетней давности, о которых ты и не знала, — сказал я и сделал свой голос мягче и спокойнее. — Маш, прости что повысил голос тогда, на трамвайной остановке. Я не должен был этого делать. Вроде с людьми с проблемами по жизни говорю, а когда доходит дело ди личного то всё, столь нужные слова просто вылетают из головы.
— Срок давности говоришь вышел? — спросила Маша, улыбнувшись уголками губ.
— Да! Именно! Срок давности истёк! Ты не виновна. Так решил суд. И заслуженный судья России, Рассказов Иван Евгеньевич. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Освободить подсудимую прямо в зале суда. Фух, я рад, что смог поднять тебе настроение. Раньше это делала ты. Маш, посмотри на себя. Вчера был праздник, а ты сразу после линейки пошла домой и заперлась в своей комнате. Хватит мучить себя. Хватит. Я не позволю тебе это делать с собой.
— Вань, я…
— Подожди, я не закончил. Ты любишь меня?
— Да, больше всего на свете.
— И я тебя люблю. Так объясни мне, найди хотя бы одну причину, почему мы не должны быть вместе? Хотя бы одну.
— Из-за меня ты страдал…
— Маш, — сказал я и положил руки ей на плечи, — из-за тебя я испытывал незабываемое чувство счастья. С тобой я был в раю. Ощущал себя ангелом, которого коснулась длань господня. Да, мне жаль, что всё так произошло с Риной, но если брать только то, что произошло со мной, то я ни о чём не жалею. Если бы Бог предложил мне прожить другую жизнь, просто не встретить тебя, я бы отказался. Отказался бы, чёрт возьми! Пускай будет эта депрессия, пускай будет эта петля у меня на шее, пускай будет эта психушка, пускай! Пускай всё это будет, лишь бы ты была со мной.
— Боже, Вань…
— Нет, подожди. Ты сделала мою жизнь. Ты наполнила ею красками. Боже, что я пережил благодаря тебе? Что мы пережили? Все эти дни я прокручивал у себя в голове все воспоминания, связанные с тобой. Первая встреча, поликлиника. То, как ты обняла меня на лестничной площадке, чтобы я не ушёл. Концерт, на котором ты дала слабину и расплакалась. Твой день рождения, на котором я почувствовал себя последним кретином и ублюдком. Наша фотосессия у Лахты. Твой поцелуй перед Новым годом. Наш разговор в Новый год. Вспомнил то, как ты бросилась мне на шею, когда встречала меня с поезда. Как нас поймали в торговом центре. Наше 14 февраля, мой день рождения и первый поцелуй с языком. Твой выпускной и наша песня. Дача. Я бы ни на что это не променял. Сначала ты подарила мне жизнь, теперь же делаешь её яркой и насыщенной. Кто сказал, что жизнь должна быть только из цветов тёплых тонов? Оранжевая, красная, жёлтая? Да, это приятно, но мы лишаемся другой половины — синего, фиолетового, зелёного. Мы лишаемся другой половины жизни. Ты Маша, и только ты способна заполнить этот цветовой круг полностью.
— В тебе проснулся художник?
— Ну типа. Вспомнился год в художке. Но суть не в этом. Суть в том, что мы любим друг друга. И любим так сильно, что это даже похоже на нездоровую любовь. Маш, я не телепат и не могу знать твои мысли, так что и говорю за себя, но ты заставляешь мою душу летать. И если я Икар, то не будь Солнцем. Позволь мне лететь к тебе.
— Но Рина…
— А Настя? Маш, ты спасла её. Подумай об этом. Я ведь не шутил и не льстил тебе, говоря всем о том, что я бы не стал прыгать за ней, если бы не ты. Да что там, я не стал бы даже с ней говорить, даже если бы оказался там. А оказался я там из-за тебя. Маш, ты спасла её. Ты спасла хорошего человека от смерти, помни это. И в этом ты действительно «виновна». То, что Настя сейчас жива — твоя заслуга. А то, что Дили с нами нет… В этом нет чьей-либо заслуги. Никто не виноват. Давай, скажи, что не виновата в гибели Ринаты.
— Эм, Вань…
— Давай. Я ведь не отстану.
— Хорошо. Я не виновата в смерти Ринаты, — тихо сказала Маша.
— Ещё раз. И громче.
— Я не виновата в смерти Ринаты.
— Громче!
— Я не виновата в смерти Ринаты! — закричала Маша, да так, что на нас стали оборачиваться. — Всё, доволен?
— Вполне. Но я думаю, что ты довольна ещё сильнее. А теперь скажи также громко и то, что ты спасла Настю.
— Ты шутишь?
— Ни капельки. Давай. Можешь повторить за мной, смотри. Я спас Настю! — закричал я. — Ну? Чего ждём? Давай.
— Ох, хорошо. Я спасла Настю!
— О, ну как, скажи же лучше?
— Да, лучше, — сказала Маша, приходя в себя.
— Отлично, с этим разобрались. А на чём я остановился до этого? — спросил я у Маши. Было важно, что она ответит.
— Что ты вспоминал о нас. Что не променял бы эту
