— Не давайте аспирина, — сказал он, заканчивая свою работу, — и не позволяйте ему спать.
Линли объяснил, что в ближайшие планы Робина Пейна сон не входит. Он повел его по коридору — коллеги Пейна отводили глаза, когда они шли мимо них, — и воссоединил с матерью.
Коррин сидела за единственным столом в комнате для допросов в позе женщины, собирающейся уходить, — ступни плотно стоят на полу, руки сжимают стоящую на коленях сумочку.
С ней был Нката. Прислонившись к дальней стене, он прихлебывал из чашки, пар поднимался ему в лицо. В воздухе стоял запах куриного бульона.
При виде сына Коррин сильнее сжала сумочку, но со стула не встала.
— Эти люди рассказали мне нечто ужасное, Робби. Нечто о тебе. Они сказали, что ты совершил страшные вещи, а я сказала, что они ошибаются.
Линли закрыл дверь. Выдвинул стул и надавил на плечо Пейна, приказывая ему сесть. Тот повиновался, но промолчал.
Коррин продолжала, шевельнувшись на стуле, но без намерения встать и подойти к сыну.
— Они сказали, что ты убил маленькую девочку, Робби, но я ответила, что об этом не может быть и речи. Я сказала им, как ты всегда любил детей и как вы с Селией обзаведетесь кучей ребятишек, когда поженитесь. Поэтому мы сейчас же разъясним все эти глупые недоразумения, правда, милый? Я полагаю, что все это жуткая ошибка. Кто-то попал в какую-то переделку, но это точно не ты, правда? — Она попыталась изобразить обнадеживающую улыбку, но губы ее не слушались. И, несмотря на слова Коррин, глаза выдавали ее страх. Когда Пейн не ответил на ее вопрос сразу же, она настойчиво спросила: — Робби? Разве это не так? Они ведь ерунду говорят, эти два полицейских, да? Разве это не кошмарная ошибка? Знаешь, я подумала, что, возможно, тут виновата та сержантша, что жила у нас. Может, она возвела на тебя напраслину. Разозленная женщина способна на что угодно, Робби, на что угодно, чтобы отомстить.
— Ты этого не сделала, — сказал он.
В некоторой растерянности Коррин ткнула себя пальцем в грудь.
— Чего я не сделала, дорогой?
— Не отомстила за себя, — ответил Пейн. — Ты этого не сделала. И никогда не сделала бы. Поэтому это сделал я.
Коррин улыбнулась ему дрожащими губами. Погрозила ему пальцем.
— Если ты имеешь в виду то, как ты вел себя в последние дни с Селией, ты, негодник, тогда на этом стуле должна сидеть она, а не я. Нет, у этой девушки во всем, что касается тебя, ангельское терпение: она готова хоть сто лет ждать, когда же ты с ней наконец объяснишься, Робби. Но мы уладим все недоразумения с Селией, как только разберемся со всеми недоразумениями здесь.
Она радостно на него посмотрела. Было ясно, что сын должен понять намек и ухватиться за брошенный ему спасательный круг.
— Они меня арестовали, мам, — сказал Пейн.
— Робби…
— Нет. Послушай. Это не важно. Важно только то, что эта статья выйдет, и выйдет в таком виде, в каком надо. Только так он заплатит. Сначала я думал подобраться к его деньгам: заставить его заплатить бешеные деньги за то, что он сделал. Но когда я увидел ее имя, когда понял, что с кем-то еще он поступил точно так же, как с тобой… Тогда я понял, что вытянуть из него деньги — недостаточно. Надо его изобличить. Теперь так и будет. Он пострадает, потому что тогда вышел сухим из воды, мама. Я сделал это ради тебя.
Коррин казалась взволнованной. Если она и догадалась, о чем речь, то ничем этого не выдала.
— О чем ты говоришь, дорогой Робби?
Линли выдвинул второй стул и сел так, чтобы видеть и мать и сына. И намеренно грубо сказал:
— Он объясняет, что похитил и убил Шарлотту Боуэн и похитил Лео Лаксфорда ради вас, миссис Пейн. Он объясняет, что сделал это из мести, чтобы привлечь к ответу Денниса Лаксфорда.
— К ответу?
— За то, что он изнасиловал вас, за то, что вы забеременели, и за то, что он покинул вас тридцать лет назад. Ваш сын знает, что его застигли на месте преступления — боюсь, заточение Лео Лаксфорда в замке Силбери-Хьюиш едва ли свидетельствует о невиновности вашего сына, — поэтому он хочет, чтобы вы знали, почему он пошел на все эти преступления. Он совершил их ради вас. Зная это, вы не желаете просветить его в отношении прошлого?
— Ради меня? — Она снова ткнула себя в грудь пальцем.
— Я спрашивал и спрашивал тебя, — сказал матери Пейн. — Но ты никогда не говорила. Ты всегда думала, что я спрашиваю из-за себя, да? Думала, что я хочу удовлетворить свое любопытство? Но я никогда не спрашивал ради себя, мама. Я делал это ради тебя. С ним надо было расправиться. Он не мог поступить так, как поступил с тобой, и уйти от ответственности. Так не пойдет. Поэтому я вынудил его осознать это. Теперь эта история будет опубликована во всех газетах. И с ним будет покончено, как он того и заслуживает.
— В газетах? — Коррин казалась ошеломленной.
— Никто, кроме меня, не мог этого совершить, мама. Никто не мог даже спланировать это. И я не испытываю ни малейшего сожаления. Как я сказал, ты была не единственной, с кем он так поступил. Когда я об этом узнал, то сразу решил — он должен заплатить.
Пейн вторично сослался на другое изнасилование, и эту якобы жертву изнасилования можно было отождествить только с одним человеком. Затронув данную тему, Пейн предоставил Линли возможность, которой он ждал, вступить в разговор.
— Как вы узнали об Ив Боуэн и ее дочери, констебль?
Пейн по-прежнему смотрел на мать.
— Понимаешь, с ней он проделал то же, что и с тобой, мам. И она так же забеременела. И он бросил ее, как и тебя. Поэтому он должен был заплатить. Поначалу я думал развести его на деньги, на хороший свадебный подарок тебе и Сэму. Но когда я стал вникать и увидел на его счете ее имя, я подумал — так, а это что такое? И сразу сообразил.
Ее имя на его счете. Я думал развести его на деньги. Деньги. Линли внезапно вспомнил, что сказал Деннис Лаксфорд Ив Боуэн во время их встречи в его кабинете. Он открыл накопительный счет на имя своей дочери, чтобы, случись нужда в деньгах, она ими воспользовалась; таким жалким образом он нес бремя ее рождения. Ища способ разрушить жизнь Лаксфорда, Робин Пейн, должно быть, наткнулся на этот счет, позволивший ему проникнуть в самую сокровенную тайну газетчика. Но как ему это удалось? Это последнее звено и искал Линли.
— Дальше было легко, — продолжал Пейн. Он наклонился в сторону матери. Коррин чуть-чуть откинулась на стуле. — Я поехал в архив и убедился, что в свидетельстве о рождении девочки, как и в моем, нет имени отца. Так я узнал, что, как с тобой, Лаксфорд поступил еще с одной женщиной. Теперь я уже не хотел его денег. Я хотел только, чтобы он открыл правду. Поэтому я нашел малышку через ее мать. Стал следить за ней. И когда подошло время, увез ее. Она не должна была умереть, но когда Лаксфорд не откликнулся, у меня не оставалось другого выхода. Неужели ты не видишь? Ты понимаешь? Ты смертельно побледнела, но не волнуйся. Как только эта история будет опубликована в газетах…
