унимается воевода, лицо которого искажает презрительная гримаса. — Поди узнай, что у змеи на уме…
— Какой бы эта змея не была, она твоя сестра и мать великого князя. Моя мать, — перебивает старшего темноволосый наследник Рюрика. — Или напомнить, что и ты не без греха? Что скрывал от меня её письма, что делал вид, будто не раскаилась она, не изменилась?
— Сколько шкур бы змея не сменила, змеёй она и останется, — сверкает глазами воевода. — Только так можно было защитить тебя и престол от пагубного яда, только так разорвать пуповину! Или и мне напомнить тебе, княже, за какие проступки отправилась она доживать свой век в оставленную всеми Ладогу?
Игорь молчит.
— Только не говори мне, что поддался отравленным речам старухи… — разочарованно мотает седой головой Вещий Олег. — Неужто вернёшь ты её ко двору, перечеркнёшь свой же указ?!
— Я ещё не принял решение, — морщит лоб великий князь. — Нужно как следует подумать.
* * * * *
Забава проснулась уже как несколько минут тому назад. Девушка, вздохнув, провела рукой по льняной простыне с витиеватыми узорами (не зря столько лет вышивала она приданое!), а затем сладко потянулась и прильнула к лежащему справа супругу. Дочь трактирщика, не веря тому, что жив Ходута и они наконец-то вместе, гладит его по кудрявой голове, касается широких плеч, втягивает слегка терпкий, мускусный аромат — словно не может насытиться своей любовью.
Судя по настойчиво бьющим в глаза сквозь окна солнечным лучам, день уже давно вступил в свои права, а значит, не поваляться ей в тёплом ложе. Сегодня ей в компании самой княгини предстояло посетить калачный ряд и заказать у пекарей бабки Выпи (13) хлеба для потерявших кормильцев семей. Коли стала ты женой посадника — будь добра стать помощницей не только в делах домашних, но и государственных.
Ходута, будто почуяв что-то неладное, принимается беспокойно ворочаться во сне. Забава, дабы успокоить супруга и не нарушить его сладкой дрёмы, прижимается к нему крепче прежнего, протягивает руку, чтобы убрать непослушный тугой локон, упавший на лоб любимого… Алая шёлковая нить на её запястье натягивается до предела и рвётся, отчего сердце пронзает сотней уколов игла злого рока.
По спине темноволосой красавицы пробегает озноб, а вслед за ним — волна жара. Будто чьи-то цепкие, когтистые лапы обнимают её сзади… и тянут, тянут куда-то в развергнувшуюся пустоту.
— Доброе… утро… — лениво, вполголоса приветствует её разлепвший веки Ходута и тут же проваливается обратно в свой сон.
— Отдыхай, — шепчет в ответ Забава, всё ещё чувствующая мороз на своей коже и какую-то неотвратимую тревогу. — И набирайся сил.
Осторожно она встаёт с ложа молодожёнов и перед тем, как выскользнуть из опочивальни, бросает последний влюблённый взгляд на спящего как младенца богатыря. Одним только плох крепкий сон — говорят, что он смахивает на смерть.
Уже через полчаса она вместе с Ольгой ехала в крытой повозке, окружённой охраной, по направлению к Торгу. Неподвижная, погружённая в собственные мысли и задумчиво наблюдающая за проплывающими мимо улочками, Забава не сразу слышит вопрос супруги Игоря — поэтому княгине приходится повторить его.
— Успела ли ты обжиться на новом месте, Забава? Нужна какая-то помощь?
— А? — вздрагивает девушка, очнувшись от своего забытия, и тут же стыдливо опускает глаза в пол. — Да, весь скарб мы уже перевезли, осталось только разобрать свадебные подарки да привести в порядок остальной дом, дальше… опочивальни мы пока ничего не обустроили.
— Немудрено это, — едва заметно улыбается дочь Эгиля серыми глазами. — Богуслава передала свои записи, дала напутствия?
— Амбарные книги в трактире моего батюшки кажутся детской азбукой по сравнению с ними, но, уверена, я почерпну оттуда много полезного, как и из назначенных на грядущую неделю встреч. Пекари, портнихи, гончары, распорядительницы в богадельнях — со столькими людьми мне предстоит познакомиться!
— Уверена, что вы с супругом станете достойной сменой для Гостомысла с Богуславой, если и вовсе не превзойдёте их, — кивает Ольга и слегка подпрыгивает на месте от того, что повозка их остановилась прямо у выхода с калачного ряда. — Вот и приехали мы, правда… к подобной встрече я не готовилась…
И удивляться было чему: прознав о визите раздававшей на собственной свадьбе хлеб да вино княгини, у улочки пекарей собралась целая толпа из десятков вдов, сирот, оставшихся без крова горожан и нищих, которые волной нахлынули на повозку.
Мгновение — и обе девушки с десятком охранников оказываются в центре бушующего людского моря.
— Княгине! — кричит, пытаясь прорваться ближе, невысокая замарашка лет тринадцати. — Княгине, не оставь нас, беззащитных и беспомощных, на произвол судьбы!
— И жена посадника с нею… Помогут они, спасут! — вторит ей беззубый калека, который возносит руки к небесам.
На сердце у Ольги делается очень тепло, даже горячо… Словно сама любовь разливается где-то глубоко внутри у дочери Эгиля. Это чувство, она, пожалуй, не забудет никогда — чувство того, что ты можешь сделать чужие жизни чуть ярче и изменить их в лучшую сторону.
— Мой муж служил ратником в детинце, — подпрыгивает, хоть как-то стараясь выделиться среди волн из голов, рыжеволосая женщина. — Да погиб, осталась я с его долгами и тремя чадами на шее!
— Сын мой сложил голову, за твоего князя живота лишился! — расталкивает просящих полная старуха и тянет к Ольге морщинистую, грязную длань… и цепляется ногтями в плечо и принимается трясти за него, оставляя на коже синяки даже сквозь плотную ткань платья. — Где теперь мой кормилец?! Где?!
Супруга Игоря, стиснув зубы от боли, жестом останавливает стражника, который уже занёс руку над обезумевшей женщиной, и повышает голос на всех вокруг:
— Расступитесь… и умолкните! Коли останусь я здесь, посреди гвалта и неразберихи, то не сумею помочь ни вам, ни иным нуждающимся!
Скопище из просителей и впрямь становится тише и делает несколько шагов назад, освобождая дорогу княгине; сама же Ольга одной рукой хватает опешившую от страха Забаву, а второй касается сопровождавшего их мальчишку-чинопёра (14).
— Деян, запиши все их прошения, никого не оставь без внимания, всех чутко выслушай, — сверкает она глазами на стражу и помощника. — Мы же с Забавою навестим Выпь, дела бéды решают лучше слов.
— Дорогу! — кричит зычным голосом один из охранников, и толпа расщедривается, пропуская в узкий переулок обеих девушек с парой гридей.
Затаившийся лисом за нагромождением бочек, ящиков, корзин и мешков тать, одетый в чёрное, чертыхается про себя и опускает стрелу вместе с натянутым луком — сквозь весь этот люд ей всё равно не достичь ненавистной цели. Остаётся только ждать, но это он умел делать как никто
