какой у меня острый нож!
Он ничего не ответил. Мистер Фаунтэн сел, схватившись рукой за сердце. Лаура-Луиза пронзительно завизжала.
Наблюдая за ними, Розмари перевела взгляд на коляску.
— Розмари… — начал Роман.
— Замолчите!
— Прежде чем ты посмотришь на…
— Заткнитесь. Вы в Дубровнике. Я вас вообще не слышу.
— Оставь ее, — сказала Минни.
Розмари подошла к коляске, взялась за ручку и осторожно развернула ее к себе. Пружины жалобно заскрипели.
В коляске в крохотных черных варежках на резинках лежал сонный милый розовый Энди, закутанный в чистое черное одеяло. У него была целая копна огненно-рыжих волос, шелковистых и аккуратно причесанных. Энди! О, Энди! Она бросилась к нему, позабыв обо всем и отложив нож в сторону. Мальчик посмотрел на нее и надул губки. Глаза у него были золотисто-желтые, без белков, с вертикальными черными зрачками.
Розмари с ужасом смотрела на него.
Ребенок перевел взгляд своих золотисто-желтых глаз на раскачивающееся перевернутое распятие.
Розмари уставилась на собравшихся, схватилась за нож и закричала:
— Что вы сделали с его глазами?!
Все зашевелились и в замешательстве посмотрели на Романа.
— У него глаза его отца, — с гордостью сказал он.
Розмари взглянула на малыша, на Ги — тот все время прятал лицо, — потом снова на Романа.
— О чем вы говорите? У Ги карие глаза, и они нормальные! Что вы с ним сделали, вы, маньяки?! — Она шагнула от коляски, готовая убить любого из них.
— Его отец — Сатана, а не Ги, — торжественно произнес Роман. — Сатана его отец, он пришел к нам прямо из ада и породил Сына от смертной женщины! Чтобы отомстить за несправедливость, которую так долго терпели его верные поклонники!
— Слава Сатане! — истошно завопил мистер Виз.
— Сатана его отец, а имя ему Адриан! — закричал Роман. Голос его становился все громче, слова приобретали значительность и вес. — Он опрокинет Всевышнего и разрушит храмы его! Он вернет славу презренным и отомстит во имя измученных и сожженных!
— Слава Адриану! — с ликованием воскликнули одновременно все гости. — Слава Адриану! — А потом — Слава Сатане! Слава Адриану! Слава Сатане!
Розмари покачала головой.
— Нет, этого не может быть.
— Из всего мира он выбрал тебя, Розмари, — вкрадчиво заговорила Минни. — Из всех женщин на этом свете он выбрал именно тебя! Он привел вас с Ги в эту квартиру. Он заставил эту дуру, как ее там — Терри, — испугаться, и нам пришлось пцменять свои планы. Он устроил все так, потому что хотел, чтобы именно т ы стала матерью его единственного живущего на Земле сына.
— Сила его растет, — грозно добавил Роман.
— Слава Сатане! — воскликнула Хелен Виз.
— Его власть будет длиться до конца дней.
— Срава Льявору! — поддержал японец.
Лаура Луиза отняла руки от лица. Ги исподтишка посмотрел на Розмари.
— Нет, — повторила она и опустила нож. — Нет. Не может быть. Нет.
— Подойди и посмотри на его руки, — сказала Минни. — И на его когти тоже.
— И на его хвост, — добавила Лаура Луиза.
— И на крошечные рожки, — закончила Хелен Виз.
— Бог мой! — охнула Розмари.
— Бог умер, — уверенно произнес Роман.
Она повернулась к коляске, а потом снова к собравшимся.
— Бог мой! — и закрыла лицо руками. — Бог мой! — Розмари подняла кулаки и закричала, закинув голову к потолку. — Боже мой! Боже! Боже!..
— Бог умер! — прогремел Роман. — Бог умер, а Сатана живет! Адрианов год по Земле идет! Настал год номер один, первый раз властвует наш Господин! Дьявол в силе, Бог в могиле!
— Слава Сатане! — закричали все. — Слава Адриану! Олара Адриану! Слава Сатане!
Розмари в ужасе отступила.
— Нет! Нет! — она отходила все дальше и дальше, пока не оказалась между двух карточных столиков. Сзади Кто-то подставил кресло, и она беспомощно опустилась в него, молча уставившись на них.
— Нет! — еле слышно прошептала она.
Мистер Фаунтэн бросился из квартиры. Ги и мистер Виз поспешили вслед за ним.
Подошла Минни, кряхтя подняла нож и отнесла его в кухню.
Лаура'Луиза приблизилась к коляске и, корча всякие рожицы, начала по-хозяйски раскачивать ее. Зашелестела ткань, заскрипели колеса.
А Розмари сидела и смотрела в пустоту, без конца повторяя:
— Нет, нет, нет…
Сон. Тот самый сон. Так, значит, все это было на самом деле. И те желтые глаза, в которые она заглянула…
— Боже мой, — тихо произнесла она.
Роман подошел поближе.
— Клэр преувеличивает, что у него сердце остановится из-за Лии. На самом деле он не очень о ней скорбит. Никто здесь ее не любил, она была слишком скупа. Как в эмоциях, так и в деньгах. Помоги нам, Розмари, будь Адриану настоящей матерью, и мы сделаем так, что ты не будешь наказана за убийство. Никто ничего не узнает. Ты можешь не вступать в наше общество, если не хочешь, просто будь матерью своему сыну. — Он нагнулся и тихо шепнул — Минни и Лаура-Луиза уже слишком старые. Это было бы несправедливо.
Она взглянула на него, и Роман сразу выпрямился.
— Подумай, Розмари. '
— Я не убивала ее.
— Что?
— Я только подмешала ей в кофе таблетки, и она заснула.
— Правда?
В дверь позвонили.
— Извини, — сказал Роман и пошел открывать. — Все равно, ты подумай.
— Боже мой! — твердила Розмари.
— Перестань повторять «Боже мой», или мы убьем тебя, — пригрозила Лаура «Луиза, еще сильнее раскачивая коляску. — Даже если останемся без твоего молока.
— Лучше ты замолчи, — строго сказала Хелен Виз и протянула Розмари влажный носовой платок. — Розмари — его мать, и неважно, как она ведет себя. Мы должны уважать ее. Помни об этом.
Лаура Луиза пробормотала в ответ что-то невнятное.
Розмари вытерла лоб и щеки прохладной тканью. Японец, сидевший на подушке напротив нее, поймал ее взгляд и тепло улыбнулся. Он держал на коленях открытый фотоаппарат, в который как раз заправлял пленку, а затем, не переставая улыбаться, указал ей на коляску. Розмари опустила глаза и тихо заплакала. Но потом вытерла слезы.
Вошел Роман, ведя с собой дюжего красивого загорелого человека в белоснежном костюме и таких же ботинках. Он нес большую коробку, обернутую в голубую бумагу с нарисованными на ней плюшевыми мишками. Из коробки неслась музыка. Собравшиеся дружно обступили его со всех сторон, и каждый старался поздороваться с гостем за руку. Слышались обрывки фраз: «Волновались… удовольствие… аэропорт… Ставропулос… случайно».
Лаура Луиза поднесла коробку к коляске. Она показала ее ребенку, потом потрясла, чтобы он услышал музыку, и положила ее на подоконник, где уже лежало много похожих разноцветных коробок и несколько черных, перевязанных черными лентами.
— В ночь на двадцать шестое июня, — гордо сообщил Роман. — Как раз через полгода после… вы помните
