Книга Снег на экваторе - Андрей Поляков

Со временем поездки в Зимбабве стали делом привычным и желанным. Хараре отделяет от столицы Замбии 500 километров, преодолеть которые по безупречным зимбабвийским дорогам можно часов за пять с учетом прохождения таможни, но обычно я не задерживался в столице, а отправлялся дальше, в национальные парки.

Вскоре после переезда через границу автомобиль останавливал человек с ранцевым огнетушителем, напоминавший добровольца-пожарного. Он опрыскивал машину какой-то жидкостью с невыразительным запахом, призванной отпугивать муху цеце, и дальше можно было ехать куда угодно. Насчет необходимости опрыскивания ничего определенного сказать не могу. С опасным насекомым, переносчиком возбудителя сонной болезни, сталкиваться не приходилось. По крайней мере мне так кажется. Судя по рисункам и фотографиям, цеце похожа на обыкновенных мух, поэтому ее можно было попросту не заметить.

Когда я впервые очутился в Зимбабве, с момента получения страной независимости прошло полтора десятка лет, но порядок, чистота и аккуратность по-прежнему соблюдались. Четко работали многие службы, в том числе природоохранные. В памяти всплывает картинка из посещения небольшого Национального парка Виктория-Фоллс, примыкающего к грандиозному водопаду. Едва въехав, я напоролся на носорогов. Их было трое. Носорог-папа занимался важным делом: методично почесывал увесистый рог о ствол раскидистого дерева мсаса, мелко дрожавшего от каждого прикосновения грозного боевого оружия. Рядом в густой тени возлежала мамаша. А у нее под боком уютно устроился носорожик-малыш. Счастливое семейство никак не отреагировало на медленно приближавшийся автомобиль. Видимо, давно притерпелось к назойливым и любопытным туристам.

Когда до животных осталось не больше трех десятков метров, из кустов вынырнул африканец в форме егерей национальных парков Зимбабве. Рассыпаясь в извинениях, он вежливо, но твердо потребовал открыть багажник.

– Без сомнения, сэр, у вас нет огнестрельного оружия, я понимаю, но таковы правила, – добавил страж.

Бросив беглый взгляд на содержимое багажника, он распрощался, пожелав счастливого пути и незабываемых впечатлений. В том, что они непременно будут, сомневаться не приходилось: на солнечную поляну, раскинувшуюся за семьей носорогов, вступало стадо зебр, а неподалеку по траве в поисках одной ей известных кореньев ползала дикая свинка-бородавочник.

Не у всех посетителей зимбабвийских национальных парков встречи с охраной проходили столь же беззаботно. Статистика свидетельствует, что в тот год от пуль егерей погибло больше сотни браконьеров из одной только Замбии. Охотники за наживой слетались в Зимбабве, как стервятники на Великую миграцию, потому что в их собственных странах слонов оставалось немного. Благодаря усилиям таких людей, как Марк и Делия Оуэнсы, которые упоминались в предыдущей главе, в замбийских парках гиганты сохранились, но чтобы их увидеть, приходилось прилагать недюжинные усилия.

Замбия была не одинока. Большинство африканских государств молило международное сообщество о помощи в защите редевшего поголовья диких животных и тщетно пыталась заманить туристов с тугими кошельками. А Зимбабве испытывала трудности иного рода. Связаны они были не с падением, а с ростом численности крупных млекопитающих. И не только их. Еще одной напастью было нашествие туристов. Их шумные орды не давали прохода в таких достопримечательных местах, как водопад Виктория и водохранилище Кариба на реке Замбези. Количество иностранных гостей, ежегодно прибывавших туда, подступало к миллиону. И это не считая сотен тысяч местных жителей, для которых Кариба была излюбленным местом отдыха.

Защитники природы вновь забили тревогу. «Если не установить контроль над числом посетителей, не пресечь некоторые формы их поведения, уникальная среда обитания животного и пернатого мира в районе Карибы может полностью исчезнуть», говорилось в докладе, подготовленном по итогам обследования побережья рукотворного моря.

Согласно документу, под натиском толп туристов с их лодками и палатками подальше от берегов ушли бегемоты, буйволы, слоны и другие животные. В некогда девственных местах валялись кучи мусора, в воде плавали пивные банки, обрывки газет и прочие неприглядные отходы цивилизации.

Такая же ситуация сложилась вокруг водопада Виктория. Энергичные путешественники, валом валившие поглазеть на восьмое чудо света, вытоптали округу, лишив тропический лес многих экзотических видов растений, а регулярные круизы по Замбези распугали сухопутную и водоплавающую живность. Управление национальных парков пообещало провести обследование и определить максимальное число туристов, которое можно без ущерба для экологии разместить в самых посещаемых местах. Надо ли говорить, что защитников природы подобные заверения не успокоили.

Правда, однако, состояла в том, что именно туристы во многом помогли Зимбабве избежать исчезновения целых видов флоры и фауны, характерного для большинства стран континента. Здесь не пошли по проторенному и, как становится все очевиднее, порочному пути запретов. Что толку запрещать, к примеру, охоту на слонов или носорогов, если, во-первых, правительство не в состоянии обеспечить выполнение своего решения, а во-вторых, и это главное, если власти не опираются на поддержку населения. В Африке крестьяне, живущие вблизи заповедников, в лучшем случае глухи к заклинаниям экологов, а в худшем – служат пособниками браконьеров.

Извинить их трудно, а понять – легко. Для богатых белых туристов слоны и носороги, свободно разгуливающие по саванне, – вожделенная экзотика. Для бедных чернокожих земледельцев – лютые враги, вытаптывающие посевы. После браконьера, забирающего бивни, можно вволю поесть слонятины. Так зачем же мешать этому ремеслу, пусть и преступному в глазах государства?