Ринетт ответила ему тихо, и на лице появилась почти материнская жалость:
– Бедный Филипп. Не надо судить о нем слишком строго. Ведь на самом деле он любил Шевалье. . Когда же Людовик его выгнал, я боялась, что Филипп с ума сойдет, – и он считал, что это я виновна в его изгнании. Честно говоря, я была бы рада, если бы он снова вернулся, тогда у меня была бы более мирная жизнь. Филипп так ревниво относится ко мне. Он ужасно страдает, даже если кто-то скажет мне комплимент по поводу нового платья. Он прямо озверел, когда узнал, что я собираюсь приплыть сюда. Ты не поверишь, но он спал со мной каждую ночь, надеясь, что я забеременею и путешествие можно будет снова отложить. – Ринетт засмеялась, но смех был невеселый. – Он был в таком отчаянии. Даже странно, – задумчиво продолжала она, – но перед тем, как. мы поженились, он думал, что влюблен в меня. А теперь он говорит, что его чуть не выворачивает от мысли лечь в постель с женщиной. О, прости, мой дорогой, – быстро произнесла она, увидев, как побледнел Карл: лицо стало серым, утратив обычный бронзовый оттенок. – Я не собиралась рассказывать тебе об этом. Все это пустое…
Неожиданно лицо Карла исказилось болью, он наклонился и закрыл лицо руками. Ринетт встревоженно прикоснулась к нему.
– Сир, – тихо промолвила она, – сир, прошу тебя. О, прости меня, пожалуйста, я наболтала глупостей, как последняя дура! – Она отодвинула спаниеля в сторону, поспешно встала с кровати и приблизилась к Карлу, но он прятал лицо. – Дорогой мой, ну погляди на меня, пожалуйста… – Она взяла его за обе руки и стала медленно отводить их от его лица. – Брат мой! – вскричала она наконец. – Не смей так смотреть!
Он тяжело вздохнул и сразу расслабился,
– Прости меня. Но я клянусь, что убью его собственными руками! Он больше не будет так обращаться с тобой, Ринетт. Или Людовик заставит его исправиться, или я порву этот чертов договор на мелкие кусочки!
В маленькой комнате каменные стены были задрапированы красно-золотой тканью с вышитыми на ней эмблемами дома Стюартов. Горели канделябры со множеством тонких свечей-, хотя время было еще не позднее, в помещении сгустились сумерки из-за отсутствия окон: свет проникал лишь сквозь узкие щели в стенах. Тяжелый запах духов и пота бил в нос. Слышались негромкие голоса, шелестели веера, полдюжины скрипачей наигрывали негромкую нежную музыку.
В креслах сидели только Карл и Ринетт, остальные стояли, некоторые мужчины сидели на толстых подушках, разложенных на полу. Монмаут сидел прямо у ног своей тетки, скрестив руки на коленях и глядя на нее с откровенным обожанием. Снова все влюбились в Ринетт, жаждали стать жертвами ее очарования и шарма. Ее страстное желание нравиться – и в этом она походила на своего старшего брата – заставляло людей влюбляться в нее, порой бессознательно, не зная за что.
– Я хотела бы дать тебе что-нибудь, – говорила она Карлу, – что-нибудь на память обо мне.
– Но дорогая моя… – Его губы улыбались. – Будто я когда-нибудь смогу позабыть тебя.
– Позволь мне сделать тебе небольшой подарок. Может быть, украшение – что-то такое, что ты мог бы иногда надевать, и это заставило бы тебя думать обо мне… – Она повернула голову и заговорила с Луизой де Кэруэль, стоявшей рядом. Луиза всегда находилась неподалеку от Ринетт, когда в комнате был король. – Дорогая, принеси мне мою шкатулку с драгоценностями – в среднем ящике того шкафа.
Луиза присела в изящном реверансе, все ее движения были элегантными и грациозными. Она обладала своеобразной застенчивостью хорошо воспитанной девушки, той рафинированностью и легкой элегантностью, которые всегда приводили Карла в восторг, но которые он редко обнаруживал среди дам своего двора. Луиза была парижанкой до кончиков ногтей, до последней ниточки платья. И хотя она, бесспорно, флиртовала с Карлом, она ни в малейшей степени не переходила границ такта и скромности – она была женщиной, которую надо было сначала завоевать и только потом обладать ею. Карл, устав от легких любовных побед, испытывал досаду от того, что ему пришлось снова оказаться в роли преследователя, а не преследуемого.
Сейчас она стояла перед Ринетт, держа в руках шкатулку.
– Вот та драгоценность, которая нравится мне. Разреши ей остаться в Англии, Ринетт, – сказал Карл.
Луиза вспыхнула – что очень украсило ее – и опустила глаза. Несколько английских леди застыли и насторожились. Герцогиня Рейвенспур и графиня Каслмейн обменялись возмущенными взглядами – ибо все английские дамы мгновенно объединились против Луизы с того момента, когда впервые увидели ее. На лицах мужчин заиграла улыбка. Но Ринетт покачала головой:
– Я отвечаю за нее перед ее родителями, сир. Они доверили мне ее, и она должна вернуться. – Затем, чтобы сгладить неловкость момента, добавила: – Вот, выбирай, что нравится, то, что будет напоминать тебе обо мне.
Карл растерянно улыбнулся – он отнюдь не был обижен – и выбрал несколько безделушек. Через минуту он, казалось, совсем забыл об этом эпизоде. Но так только казалось. «Когда-нибудь, – пообещал он себе, – я буду обладать этой женщиной». А память Карла в подобных делах была столь же крепка, как слаба во всем остальном.
В этот момент в сопровождении своих фрейлин в зал вошла королева. Среди фрейлин всегда была герцогиня Ричмондская. С тех пор как оспа погубила красоту Фрэнсис, они с Катариной стали близкими подругами, Фрэнсис была теперь трогательной и доверительной подданной королевы, в чем лорды и дамы Уайтхолла находили лишь повод для развлечения и презрения.
Ринетт покинула Англию на следующий день.
Карл с Йорком, Монмаутом и Рупертом поднялись на борт французского корабля и проплыли вместе часть пути по Ла-Маншу. С первого момента встречи с Ринетт Карл страшился расставания. Теперь он чувствовал, что просто не в состоянии отпустить ее. Его терзал смертельный страх, что он никогда больше не увидит ее. Ринетт выглядела усталой, разочарованной, больной.
Три раза он прощался с ней, три раза возвращался, чтобы обнять сестру.
– О Боже мой, Ринетт! – бормотал он. – Нельзя, нельзя отпускать тебя!
Ринетт старалась не плакать, но теперь по ее щекам потекли слезы.
– Запомни, что ты обещал мне. И знай: я люблю тебя и всегда буду любить сильнее, чем кого-либо на свете. Если мы больше не увидимся…
– Не говори так! – Он, не желая того, встряхнул ее. – Конечно же мы еще увидимся! Ты приедешь в будущем году… обещай мне… обещай, Ринетт!
Ринетт откинула голову и улыбнулась ему. Ее лицо вдруг стало ясным и спокойным. Совсем как послушный ребенок, она повторила вслед за ним:
– Я приеду на следующий год… я обещаю…
Глава шестьдесят восьмая
Эмбер почти так же, как Карла, рассердило, что Месье запретил Ринетт покидать Дувр, так как та очень не хотела уезжать из Лондона. Она колебалась до самого последнего момента, но когда и королева решила отправиться в Дувр, то Эмбер пришлось последовать ее примеру. В течение всех дней пребывания Ринетт в Англии Эмбер чувствовала себя несчастной и подавленной. Она отчаянно стремилась обратно в Лондон, чтобы попытаться так или иначе увидеться с Брюсом. Она испытала чувство глубокого облегчения, когда французские корабли наконец-то отплыли и Ринетт была на пути домой.
