После аннулирования их брака он только один раз слышал голос Лианы – она позвонила ему откуда-то из Европы, где была с Марио де Сикко, хотя она не сказала ему, где именно. Несмотря на все, что произошло между ними – включая тот факт, что они оказались сводными братом и сестрой, – он был несказанно благодарен ей за то, что она старалась говорить с ним так легко и радостно, как могла.
– Представляешь, я сейчас экспат[42], – сказала она ему. – И я счастлива. В настоящее время мы путешествуем по Европе. Мы хотим побывать и в других частях света, а потом выбрать место, где можно будет осесть и создать семью. Когда это произойдет, я тебе позвоню. Может быть, это случится через несколько месяцев, а может, и через несколько лет, но я обязательно позвоню.
– Лиана, прости меня за все.
– Я понимаю, о чем ты, – ответила она. – Но тебе не за что извиняться, ты ни в чем не виноват – он использовал нас обоих. Послушай, что я тебе скажу: если мы не избавимся от всего этого, если мы не двинемся вперед, это наложит отпечаток на всю нашу жизнь и мы навсегда останемся в ловушке. И если это произойдет, значит, он победил, а допускать этого нельзя. Я иду дальше. И хочу, чтобы и ты сделал то же самое. Мы заслуживаем того, чтобы снова стать хозяевами своей судьбы.
– Ты права.
– Береги себя.
– Позвони, когда вы обоснуетесь.
– Конечно, позвоню, – обещала Лиана, и на линии наступила тишина.
Только в январе он снова почувствовал себя способным сидеть за письменным столом и смотреть на пишущую машинку, которую агент преподнес ему несколько месяцев назад.
Майкл понял, что дальше так продолжаться не может. Своей оторванностью от мира и невозможностью расстаться с прошлым он убивал себя и все то, над чем так долго и напряженно работал. Его агент предложил ему целую кучу сюжетов, но Майкла интересовал только один, и сейчас он занимал все его мысли. Если он решил приступить к работе, если он в действительности хочет разобраться с прошлым, то ему не остается ничего иного, кроме как написать о нем.
Майкл смотрел на пишущую машинку. Компьютером он никогда не пользовался, и его агент знал об этом. Ему нравилось чувство, которое он испытывал, вынимая из машинки только что напечатанный лист – ведь на нем был законченный кусочек того, что он сейчас создавал. Ему нравилось ощущать ритм слов, ложащихся на бумагу при ударах по клавишам.
Он вставил в машинку чистый лист бумаги и закрыл глаза. Название, первая фраза и несколько первых абзацев моментально возникли в его сознании. Они были в его голове с того момента, когда была сожжена его рукопись.
Но сможет ли он осилить эту работу? Сможет ли он действительно написать историю того, что изменило столько жизней? И если он все же напишет об этом, если расскажет всю правду и при этом изменит имена, будет ли он готов отстаивать истину в спорах, которые непременно возникнут? В этом Майкл не был уверен. Прочитав его роман или обратившись к другим источникам, люди должны знать, что написанное им повествование основано на реальных фактах.
Может быть, имена он изменит потом. А может быть, оставит все как есть. Сейчас бумага, как говорится, все стерпит.
Вдруг он вспомнил, что человек по имени Кейн сказал ему в тот день в его квартире. После того, как прочитал первую главу и уничтожил рукопись. Кейн спросил, как Майкл собирался использовать в книге реальные события и места. Майкл не задержался с ответом – скорее всего, он воспользуется псевдонимом.
Он положил руки на пишущую машинку и с облегчением обнаружил, что не испытывает при этом страха. Затем он подумал о Лиане, вспомнив всех членов семейства Редман, выбрал ничем не примечательный псевдоним и через несколько секунд застучал по клавишам.
