и ручки, яблочное пюре, печенье. Родители особенно веселились, когда я с гордостью объявляла, что купила сорок петушков. На закономерный вопрос о назначении такого количества сосательных конфет я отвечала, что конфеты у меня всегда под рукой, чтобы угощать девочек. Это был огромный мешок богатств, которым можно было свободно распоряжаться и радовать окружающих. Это было счастье!
В детстве накормить меня было задачей не из легких. В отношении еды я не капризничала, а просто спокойно, но твердо отказывалась от нее, обосновывая тем, что «это – не детская еда». Поэтому мое питание в детстве было семейной темой номер один. Когда мама уезжала в командировку, папа справлялся с этой задачей на «отлично». Мы ели вкусные консервы, колбасу, какие-то булки и пирожные. Можно было грызть пряники и печенье. Все это засчитывалось за обед или ужин.
Но главное – папа покупал мне торт! Торт был только мой, и папа разрешал его есть так, как мне хочется. То есть не разрезая. Это был момент переполняющего ликования. Начинала я с самого красивого центра композиции, поедая цветы, зайчиков и белочек. Далее объедалось все, что казалось привлекательным. Через несколько дней в холодильнике оставались тонкие засохшие коржи почти без остатков крема, которые нужно было не забыть выкинуть к маминому приезду. Папа, лучший на свете папа и друг, был еще и настоящим волшебником, претворявшим в жизнь детские мечты. Проблема питания в мамино отсутствие была блестяще решена: ребенок не просто ел, а находился наверху блаженства и чувствовал себя счастливым участником сказочного заговора.
* * *
Я с восхищением и улыбкой до сих пор вспоминаю такие выпадения за границы правил. Именно этот опыт свободы и детского счастья вспоминается мне, когда хочется рассказывать о блошином рынке. Прежде всего, об изобилии на нем всякой всячины – красивой и уникальной, нужной или непонятной и непрактичной. Причем все эти груды сказочных вещей доступны. Они не лежат под стеклом музейных витрин и не стоят на расстоянии, защищенные оградительным бархатным шнуром с табличкой «Руками не трогать». Их можно взять в руки, оглядеть со всех сторон, погладить, пощупать и даже понюхать. Вещи на блошином рынке доступны не только для осмотра. Их можно приобрести!
Игорь охотно поддерживал мой порыв, мое ощущение сказочного, счастливого приключения сродни возврату в детство. Он с пониманием и радостью воспринимал мое желание почувствовать себя барышней, перенесшейся на пару столетий назад. Азартный поиск странных и интересных предметов не сопровождали досада, разочарование или обида, поскольку он не наталкивался на непонимание со стороны партнера. Мы ни разу не одернули друг друга, не усомнились в правомерности интереса к той или иной вещи, не отказались обсудить ее приобретение. Безапелляционное неудовольствие разрушило бы чудо поиска сокровищ и чувство полета. Категорический отказ надолго засел бы занозой несправедливой обиды и невосполнимой потери. Напротив, радость от находки переходила в восторг. Всегда открытая возможность за незначительные деньги стать обладательницей редкой, если не уникальной вещицы превращала в моих глазах Игоря в доброго мага и чародея. С улыбкой на лице он расспрашивал продавца о происхождении и истории предмета, терпеливо выслушивал всякие небылицы, короткими фразами, понятными только нам двоим, тихо комментировал и оценивал надежность информации, помогал мне торговаться.
В свою очередь, я всегда с большим уважением относилась к действиям, интересам и выбору Игоря на блошином рынке. С шести утра до трех часов дня мы путешествовали по сказочному миру кладов. Мы выматывались, но старались внимательно прочесывать рынок ряд за рядом, прилавок за прилавком, не пропуская мелочей и откликаясь на возникающие у каждого из нас интерес и любопытство. Мое главное чувство на блошином рынке – это радость взаимопонимания и большого доверия друг другу. Наверное, это и есть чувство свободы.
* * *
Полагаю, что не только эмоциональный фон и мотивы поведения на европейской толкучке в моем случае были связаны с детскими реминисценциями. Само вживание в блошиный рынок, его восприятие, его постепенное узнавание и понимание в значительной степени проходило с опорой на детский опыт, на детское видение мира.
Как я уже писала, по стечению обстоятельств я осваивала мир блошиного рынка, как ребенок покоряет взрослую вселенную. Не имея должных знаний в области языка и культуры, в которую его забрасывает жизнь, дитя включает компенсаторные механизмы овладения им. Так было и в моем поведении на блошином рынке. Мне кажутся нелепыми действия соотечественников, которые начинают нервничать, повышать голос и чувствовать себя оскорбленными в лучших чувствах, когда за границей их не понимают по причине их незнания языка. Сквозь обилие незнакомых «взрослых» слов я продиралась с помощью внимания к интонациям, мимике, языку тела окружающих. Я набиралась терпения, внимательно слушала и смотрела.
В мою собственную коммуникативную активность на блошином рынке тоже включался, скорее всего, детский опыт. Я общалась с людьми, как говорят немцы, «руками и ногами». Дефицит слов восполнялся выражением глаз и лица, жестикуляцией, улыбкой и смехом, которым разряжалась неловкость в сбое общения. А ведь именно оно для многих на блошином рынке является вожделенной целью.
Терпение и желание быть понятым чаще всего окупалось сторицей. Продавцы начинали улыбаться и по-доброму смеяться, расспрашивать, идти навстречу в торге. Видя первые успехи моих контактов на толкучке, Игорь стал выдавать мне деньги на самостоятельные покупки. Если в первые посещения блошиных рынков мы, не уверенные в себе новички, обследовали его вместе, крепко держась за руки, то теперь мы могли на какое-то время расстаться и пролагать самостоятельные маршруты. В общении на блошином рынке я, как нигде, осознала то, о чем не раз слышала от Игоря: чтобы начать говорить на иностранном языке, нужно перестать стесняться.
И вот еще в чем тоже было нечто детское. Дети используют свою привилегию неполноценности во взрослом обществе. Им прощается многое, что считается неуместным в среде совершеннолетних граждан. Ковырять в носу, валяться на земле в чистой одежде, лазать по деревьям и заборам, бегать и прыгать так, что платье задирается, вроде бы и нехорошо, но детям все же простительно. Эта ниша дозволенности сыграла важную роль в преодолении мной брезгливости на блошином рынке.
* * *
Я с детства очень брезгливый человек. Я ценю свое личное пространство. Я тяжело переношу общественный транспорт и прочие скопления людей. Шумная школьная перемена с несущимися по коридорам школьниками, которые вот-вот собьют тебя с ног, была для меня кошмаром. Мне нужно преодолеть себя, чтобы прикоснуться к чужому человеку или чужой вещи. Поэтому представить себя на блошином рынке, да еще и в качестве покупателя, всего несколько лет назад я бы не смогла.
Постепенно, шаг за шагом преодолевать брезгливость помогало несколько обстоятельств. Прежде всего, на блошином рынке обнаружились предметы, в отношении которых любопытство пересиливало все другие чувства. По мере того как круг интересных, красивых, загадочных вещей расширялся, а их притягательная сила росла, брезгливость убывала. Хотя полностью от нее на блошином рынке избавиться не удалось – да такая задача и не ставилась. Я рада, что многие предметы до сих пор вызывают у нас обоих чувство отторжения, и мы обычно ускоряем шаг, проходя мимо коробок «ликвидаторов выморочных хозяйств» и прилавков торговцев нацистской символикой.
Важно, далее, что на блошином рынке я попала в ситуацию пассажира поезда. Меня здесь никто не знал, я была здесь столь же анонимна, как и все окружающие. Я оставила за пределами этого нового, странного пространства свой статус. В родном городе я бы не позволила себе не то что покупать, но даже гулять на барахолке.
На европейских рынках подержанных вещей ситуация облегчалась еще и тем, что среди покупателей преобладали вполне приличные люди, материально обеспеченные, судя по внешнему виду и покупательскому поведению.
Наконец, на заграничном блошином рынке я почувствовала себя девочкой, и это ощущение поддерживали окружающие, за что я им очень признательна. Мое отношение к блошиному рынку было схоже с амбивалентным отношением к так называемым детским «злачным местам» – помойкам и свалкам. Эти места, по мнению психолога детства Марины Осориной, важны ребенку по следующим причинам. Там можно без опасения наказания со стороны взрослых крушить все подряд. Приход на это маргинальное, неструктурированное «неместо» означает выпадение из будней. Свалка, подобно блошиному
