подлинная поэзия революции, вот, мол, поэзия, рожденная Октябрем! Э, други мои, прислушайтесь к Жанниным советам, не суетитесь по младости лет своих. Вы набрасываетесь на всяких Булатовых. А вас не поддерживают. Tactica adversa чего требует? Замените все эти имена другими. Постепенно, пядь за пядью вытесняйте теми другими таких, которых в лоб не взять. Литературный портрет нужен? Портрет Цветаевой! Литературный радиотеатр? Андреева! Стихи на эстраду? Мандельштама! На сцену? Бабель! Все будто бы и на месте. А что, разве Леонид Андреев плох? Разве Цветаева не вернулась на родину и не писала патриотического? Разве Пастернак не был членом Союза советских писателей? А Бабель?… Тем более! Tactica adversa, друзья мои! Чингисхан ее обожал. Ею пользовались ваши древнеримские полководцы, милый Спада. Да и наш Суворов. «Заманивай, братцы, заманивай!» Вот так!
Порция Браун зааплодировала.
— Замечательно, Жанна Матвеевна! Я не думала, что вы ко всему прочему еще и великий стратег.
— Я не стратег. Я тактик.
— Все равно. Вы очень хорошо сказали. Это очень важно. Да, ино гда много делается глупостей из-за пристрастия к ударам с фронта. Все сейчас так вооружены, что фронтом на фронт, в открытую, воевать нельзя. Тактика адверза? Это замечательно!
— Ergo! — сказала Жанна Матвеевна, наполняя рюмки. — Раз уж мы перешли на латынь. Bibamus! Что значит: выпьем!
Спада уходил из комнаты Жанночки с набитым портфелем. Уплатить за все пришлось по таксе. Порция Браун осталась, но они со Спадой обменялись телефонами и условились завтрашний, предпоследний вечер Спады в Москве провести вместе: им надо было о многом поговорить, они почувствовали друг в друге родственные души.
Но когда назавтра он в своем номере ждал ее звонка о том, что она-де находится в вестибюле, в его дверь постучали. Появился отец Леры, Алексей Михайлович, крупный, внушительный, с клочковатыми черными бровями, с большими, сильными руками хирурга, спасшего на своем веку сотни и тысячи жизней.
— Ну-с, — сказал он, без всякого приглашения садясь на гостиничный диванчик и вытаскивая из кармана просторного пиджака сложенный вчетверо лист. — Ставь вот здесь свою подпись. Хватит мытарить мою дочь. Это заявление о расторжении брака. Ни в чем тебя, господин хороший, не виню, претензий не имею. Ставь подпись — и делу конец.
Спада пробежал глазами заявление в суд, пожал плечами, вынул авторучку и небрежно расписался.
— И еще вот это! — Алексей Михайлович подал вторую бумагу — письмо с просьбой заверить подпись Спады. — Завтра съезжу к вашему консулу, оформим, как полагается.
И эту бумагу Спада подписал беспрекословно. Прекословить отцу Леры он не мог, он не был способен на такое. Он боялся сильного, спокойного, неторопливого человека. Тот как взглянет из-под своих черных густых бровей — Спада сразу сжимается под его убийственным, все понимающим взглядом.
— Ну вот и все, гражданин! Гуд бай! Или как там у вас? Чао!
Он поднялся. Вскочил и Спада и, кланяясь, проводил его до дверей.
Вскоре пришла и раскрасневшаяся мисс Браун.
— Не позвонила, — сказала она, — потому что там, внизу, возле аппарата, много народу, долго ждать. А я и так задержалась. Что ж, каков будет план?
— Может быть, немного выпьем? — Спада засуетился по комнате.
— Я не против. Но у вас, очевидно, только ваши чинзаны. Не сердитесь, Бенито… Можно, я вас буду называть Беном? Бен.
— Да, да, как угодно.
— Не сердитесь, но это же бурда, а не напиток. От этой дряни голова трещит. Давайте обойдемся без нее. Или же отправимся ко мне в «Метрополь», у меня есть виски, джин. Словом, для начала выйдем на улицу.
Они пошли не к «Метрополю», а в обратную сторону, к Москве-реке.
— Я здесь учился. — Спада указал на старое здание университета.
— Да, да, я слышала о том, что вы учились в Советском Союзе.
— Я, правда, и в Италии учился. В Миланском университете. У меня два высших образования. Московское — это просто так, для забавы. Предложили поехать. Я не отказался.
— Вы говорите это, будто оправдываетесь в чем-то неблаговидном. А это очень же хорошо — учиться в Советском Союзе. Вы знаете страну, ее жизнь, тонкости быта, психологии, идеологии советских людей. У вас чрезвычайно ценный багаж. Им надо только уметь распоряжаться. А вы, по-моему, умеете. Я читала ваши работы. Не все, конечно, некоторые, какие попадались. Я за итальянской прессой не слежу. Сначала ваши позиции были не совсем ясными. В последнее время они стали ясней. Я вижу, как вы заинтересованы в том, чтобы в России была настоящая литература, было бы настоящее искусство.
— Да, да, вот именно! — обрадовался такому повороту разговора Спада. — Они меня винят тут в том, что я что-то искажаю, извращаю, не на то и не на тех ориентируюсь. А у меня один ориентир: литература и искусство должны быть литературой и искусством, а не выполнять заказы департаментов пропаганды. Я отвергаю классовость художественного творчества, я отвергаю социалистический реализм, который, как там они ни крутят, предполагает и определенное мировоззрение.
— Мы можем быть с вами по разные стороны баррикад… Я не марксистка, Бен… — Мисс Браун взяла его под руку, создавая этим как бы атмосферу интимности. — Но мы же люди своего века, мы люди одной культуры и, находясь по разные стороны баррикад, как любят все это называть русские, можем восхищаться одними и теми же произведениями талантливых мастеров. Не правда ли?
— Да, вот именно!
— Мы можем горевать общим горем. Мы можем радоваться общей радостью.
— Вот и я все время говорю и пишу об этом! — Спада нашел единомышленницу, с которой было так легко и свободно. — Вот вы сказали, что вначале мои позиции были якобы не ясны. Конечно, я пишу одно, а меня начинают заставлять делать всякие добавки, убавки, вставки, изъятия, вот и получается нечто неясное, потому, что я тяну в одну сторону, а редакторы в другую. Сейчас редакторы с более широкими взглядами и не мешают высказываться.
Они бродили по набережным Москвы-реки, сидели возле Кремлевской стены, рассматривая, как за рекой, на противоположной набережной, к зданию посольства Великобритании подкатывали лимузины с дипломатическими флажками.
— Коктейль, наверно, — сказала мисс Браун. — Никаких праздников как будто бы не должно быть. Или чьи-нибудь именины.
Потом в одном из ресторанов новой гостиницы «Россия» они поужинали. Спада рассказывал об Италии, о Турине.
— Никогда не бывала в Турине, — сказала Порция Браун. — В Милане была, а до Турина не добралась. Он где-то в стороне от главных туристских дорог. Там автомобили, аэропланы, заводы?…
— Не только. Это замечательный город. Приезжайте. Мы вас отлично встретим и все вам покажем.
Какими-то
