я не сдамся, пока она не ответит четко.
Пусть между нами все сложно, но мы и сами – сложные.
– А еще мы не настолько крупные, чтобы привлекать внимание писцов. Мы не прячемся. Просто… не афишируем свое существование. – Именно поэтому все здесь еще формально… мое. Знать не торопилась тратить деньги на выжженный город и платить налоги за бесполезную землю. В конце концов они заметят. В конце концов я ее лишусь. А потом лишусь головы. – Я расскажу тебе все. Только спрашивай.
Она напряглась.
– Сейчас скажи только одно.
– Что угодно.
– Скажи… – она, содрогнувшись, вздохнула. – Лиам правда мертв?
Лиам. Мои ребра пронзил новый укол скорби. Мгновения текли в молчании, пока я искал подходящие слова, но их не было, и я просто достал из кармана недавно законченную им фигурку Андарны размером с ладонь.
Она повернулась ко мне, тут же уставившись на фигурку, и на ее глазах показались слезы.
– Это я виновата.
– Нет. Я. Если бы я рассказал тебе раньше, ты была бы готова. Ты бы наверняка сама нас научила с ними бороться, изучив книги. – Моя душа разрывалась снова при виде того, как она утирала ручейки слез. Я положил фигурку ей в ладонь. – Я знаю, что надо было ее сжечь, но не смог. Мы похоронили его вчера. Ну, остальные. Я ни разу не выходил из этой комнаты. – Наши взгляды столкнулись, всеми фибрами души хотелось потянуться к ней, но я знал, что сейчас я последний, у кого она будет искать утешения. – Я ни разу не покидал тебя.
– Что ж, ты прямо заинтересован в моем выживании, – бросила она с саркастичной улыбкой и все еще стоящими в глазах слезами. – А теперь дай мне одеться – и мы поговорим.
– Выгоняет меня из собственной комнаты, – я испробовал тот саркастичный, дразнящий тон, за которым так легко было от нее прятаться, но тут же перестал и уточнил. – Из новой.
– Живо, Риорсон.
Я не удержался и поморщился, как от удара. Она никогда не называла меня по фамилии. Может, не любила вспоминать, что я сын Фена Риорсона и что причинил ее семье мой отец, но для нее я всегда оставался Ксейденом. Это изменение напоминало бездонную пропасть, смертельный удар.
– Ванная там, – я показал на противоположный конец комнаты и направился к выходу, закинув меч на плечо.
Мой кузен, привалившись к стене, беседовал с Гарриком, который щеголял новым здоровенным шрамом от виска до подбородка, но, когда я закрыл за собой дверь, оба замолкли, напрягшись. Гаррик выпрямился во весь рост.
– Очнулась.
– Слава Амари, – сказал Боди, расслабив плечи.
Его рука все еще на перевязи, восстанавливалась после четырех переломов из-за боя с вэйнителями.
– Ей придется выбирать. – Я посмотрел на Гаррика, заметив в его глазах тревогу. Он уже говорил, что верит – она сохранит наш секрет. А эта тревога – из-за моего состояния, если она не простит, что я не рассказал ей раньше. – Либо она сохранит секрет, либо нет.
– Это уже предстоит узнавать тебе, – ответил он. – А потом учить, как скрывать мысли от Аэтоса, если она согласится.
– А что с летунами?
– Сирена жива, если ты об этом спрашиваешь, – ответил Боди. – Как и ее сестра. Но вот остальные…
Он покачал головой.
Хотя бы они выжили. И теперь, когда Вайолет проснулась, я наконец мог дышать.
– Вы уже выяснили, что за шкатулку Шрадх вынес на спине из Рессона?
Дракон Гаррика был особенно чуток к рунам, и благодаря ему мы нашли и извлекли из-под обломков часовой башни маленькую железную шкатулку.
– Над этим сейчас работают. Надеюсь, получим ответ в следующие пару часов. Я рад, что она цела, Ксейден. Пойду передам остальным. – Гаррик кивнул и развернулся.
Надо сказать, что он знал замок едва ли хуже меня, учитывая, что здесь он проводил каждое лето до отречения – или отступничества, как наваррцы прозвали папино восстание.
Забавно, что люди переименовывают все, что им не нравится. Мы утратили веру, что наш король когда-нибудь поступит правильно. А предателями прозвали нас.
Боди наморщил нос.
– Чего?
– От тебя несет, как из драконьей задницы.
– Отвали. – Я рискнул принюхаться и не смог поспорить. – Теперь я живу у тебя.
– Для меня это честь!
Я показал средний палец и направился к нему в комнату.
* * *
Через час я, чистый и нетерпеливый, ждал у дверей своей комнаты с новой летной формой, пока Боди старался как умел поднять мне настроение, и наконец Вайолет открыла дверь.
Я чуть язык не проглотил при виде ее распущенных мокрых волос, завивающихся чуть ниже груди. Не понять, почему из-за этих серебристых локонов хочется трахнуть ее на месте, да и когда понимать – все мои мысли были о том, чтобы сдержаться и не наброситься на нее.
Она существует – и я возбуждаюсь. За прошедший год я просто смирился с этой истиной.
Боди ухмыльнулся, прямо как моя тетушка:
– Рад видеть тебя живой-здоровой, Сорренгейл, – потом хлопнул меня по плечу и направился прочь, оглянувшись через плечо. – Я пока за запасным планом. Удачи.
Боги, как же хотелось сгрести ее в охапку и любить, пока она не забудет все, кроме того, как хорошо нам вместе, но, уверен, теперь это последнее, чего она хотела.
– Заходи, – сказала она тихо, и у меня застучало сердце.
– Если приглашаешь.
Я вошел, мучаясь от недоверия в ее глазах.
Поверит мне Вайолет или нет, я ей никогда не лгал. Ни разу.
Просто и правды не говорил.
– Все это… осталось с тех пор? – спросила она, окидывая взглядом спальню.
– Основа крепости – каменная, – сказал я, пока она разглядывала своды потолка, естественное освещение из окон, занимающих всю западную стену. – Камень не горит.
– Да.
Я сглотнул. С усилием.
– Думаю, после всего, что ты видела, я должен задать тебе простой вопрос. Ты с нами? Ты готова сражаться на нашей стороне? – Так же легко она могла бы сдать нас всех. Раньше она не знала всего, но теперь – да.
– С вами. – Она кивнула.
Облегчение пронеслось по мне явственнее и сильнее, чем сила, что я черпал у Сгаэль, и я потянулся к Вайолет.
– Прости, что пришлось… – слова умерли на языке, когда она отступила от прикосновения.
– Этого не будет.
В ее ореховых глазах жил целый мир боли – я не мог не поежиться.
– Если я верю тебе и готова с вами сражаться, это еще не значит, что я снова доверю тебе свое сердце. А я не могу быть с тем, кому не доверяю.
В моей груди что-то треснуло.
– Я никогда тебе не врал, Вайолет. Ни разу. И не совру.
Она отошла к окну и взглянула на город, потом медленно обернулась ко мне.
– Дело даже не в том, что ты это скрывал. Это я понять могу. Дело в легкости. Как легко я впустила тебя в сердце – и не получила того же взамен.
Она покачала головой, и я все еще видел ее любовь, но за толстыми стенами, которые сам же и вынудил возвести.
Я люблю ее. Конечно люблю. Но если сказать это сейчас, она решит, что у меня другие причины – и если честно, будет права.
Я не потеряю без боя ту единственную в своей жизни, в кого влюбился.
– Ты права. У меня были секреты, – признался я, снова приближаясь, шаг за шагом, пока нас не разделило всего несколько футов. Я положил руки на стекло по сторонам от ее головы, словно поймав, хотя мы оба знали, что она может уйти, если захочет. Но она не двинулась с места. – Я не сразу тебе поверил, не сразу понял, что влюбился.
Кто-то постучал. Я не обратил внимания.
– Не надо так говорить, – она подняла подбородок.
Но я не упустил то, как она посмотрела на мои губы.
– Я влюбился в тебя, – я опустил голову и заглянул прямо в ее прекрасные глаза. Может, она и в ярости, но,
