Гончаров сокрушительно покачал годовой.
— Влада, ты когда-нибудь повзрослеешь?
— Не-а, — неумело запрыгнула на него от непривычки. Лёшка тут же подхватил меня под ягодицы, не позволяя сползти вниз. — Мне и так хорошо!
И в тот же миг оборвала смех, почувствовав грубое прикосновение на заднице. Перехватило дыхание, запутались мысли. Вздохнуть бы на всю силу легких и прижаться к его губам в жадном поцелуе, да не дышалось. Не могла сделать даже самый поверхностный вдох, плавясь под жарким руками.
— Я так соскучилась по тебе, — с трудом выдохнула в приоткрытые губы, обвив крепкую шею руками. — А ты?
Лёшка запрокинул голову и громко застонал. Ясно. Слова тут неуместны. Осторожно опустил меня на диван, и с особой трепетностью расстегнул на спине застежку, тем самым отвечая на мой вопрос. Я ловко стащила с него футболку, проворно расстегнула на джинсах пуговицу и взялась за молнию. Хорошо, когда можно понять друг друга по одному только взгляду.
Воздух потяжелел. Стал густым, вязким. И раньше было трудно дышать, а сейчас и подавно. Но не только меня бросало попеременно то в жар, то в дрожь. Лёшка тоже покрылся мурашками, стоило мне прикоснуться ладонями к его затвердевшим соскам.
Ушла и недавняя напряженность, и растерянность с затаенной обидой. Улетучились все страхи, неуверенность в себе, недосказанность. С откровенным наслаждением прошлась руками по гладкой груди, огладила широкие плечи, прощупала мощные мускулы.
Мой. Весь мой. Больше ничей.
— Ты же не против, да? — от его голоса у меня по телу табуном пробежали мурашки, а на ногах поджались пальцы. Он ещё спрашивает?
— Лёш, только давай быстрее. Мне аж плохо, так хочу тебя.
Ответом мне послужил хриплый смех. А ведь не врала и не преувеличивала. У меня реально всё плыло перед глазами от возбуждения, а в ушах шумела кровь. Ещё чуть-чуть и грохнусь в обморок.
— Ну-ну, — подхватил меня под руки Лёшка, поднимая с дивана. — Ты мне тут в обморок не падай.
— Это от страсти, Лёшенька, — прошептала без тени смущения, соблазнительно выгибаясь навстречу горячим ладоням. — А ещё от тоски по тебе и твоему члену.
Его руки замерли на моей талии, болезненно впившись в рёбра. Я распахнула прикрытые от наслаждения глаза и непонимающе уставилась на замершего Гончарова.
У него ступор. И это мягко говоря.
— Что такое? Ты же хотел, чтобы я повзрослела. Вот, получите и распишитесь.
— Мне куда больше нравилась скромная Лада, — прозвучало с упреком. Блин, да что я такого сказала?
Возможно, и ничего такого, но его переклинило. Тут и слепой заметит.
— Ладно, проехали, — принялась остервенело застегать на спине молнию, не зная, куда деться от стыда. Хотела внести перчинку, а на деле сама же и обожглась от неопытности.
— Эй, ты это куда? — Лёшка перехватил мои запястья, наклонившись к губам. — Тебя никто не отпускал.
— А я и не спрашиваю разрешения. Адиос, — соскочила с дивана, собираясь откланяться, но тут же оказалась прижатой к широкой груди.
— Взрослая стала, да? — прошептал надсадно, скользя губами вдоль моего виска. — Оклемала, значит? Хорошо-о-о… Пускай будет по-твоему. Сама напросилась.
Я прекрасно знала, чем всё закончится и от этого ещё сильнее возбудилась, начав оседать на слабеющих ногах, однако в следующий миг выровнялась, развернувшись к Гончарову лицом. Я же не просто так сходила с ума и корчила из себя, не пойми что. Была тому причина. Съедала она меня не один день, не давала нормально спать и восстанавливаться.
— Лёш, скажи мне, ты спал с кем-то, пока я была в больнице? Ну так, ради минутного перепихона. Я же вижу, что ты отдалился. Признайся, было дело? Я всё пойму…
— Дурочка, — хмыкнул Гончаров, продолжая удерживать меня возле груди. Даже не раздеты, а горели оба. — Ты там у себя в палате совсем рехнулась, что ли? Какой перепихон, какие бабы? Это тебя твои восьмидесятилетние «подружальки» надоумили?
Я потупила взгляд. Нет, конечно. Никто меня не надоумил. Сама додумалась. Чувствовала, что что-то не так. И дело не только в усталости или проблемах в охране завода. Было что-то ещё. Не знаю. Я не могла просто так на ровном месте накрутить себя. Ревновала страшно. Как представлю его с какой-то бабой, так сразу тошнота к горлу подступала. Знаю, дура, но ничего не могла с собой поделать.
— А хочешь знать, в чем причина? Почему у тебя сложилось такое впечатление, такие мысли? — отпустил меня, направляясь к стоявшему посреди кабинета столу. Выдвинул ящик, порылся там недолго и неожиданно извлек небольшую бордовую коробочку.
Я зажмурилась, не веря своим глазам. Это… кхм… то, о чем я только что подумала?
— Я ещё на прошлой неделе хотел поговорить с тобой, — подошёл ко мне, распахнув бархатную крышечку. — Вроде, мелочи, но оказалось, не так всё просто. У меня и так мозги закипают, я не знаю, за что хвататься первым. Я сплю по четыре часа в сутки, не жру толком, не получаю сексуальной разрядки, — прорычал, выделяя с нажимом для особо мнительных последние слова. — Заказал на завтра ресторан только для нас двоих, решив удивить, а потом понял, что до задницы вся эта романтика, понимаешь?
Я во все глаза уставилась на обручальное кольцо, выпав из реальности. Оказывает, Гончаров тоже умеет удивлять.
— Понимаю… — Мне ли не пофиг. Да мне вообще плевать на эти загоны. Рестораны, опускание на одно колено, возвышенные речи, букеты цветов и прочие розовые сопли не про меня и уж тем более не про Гончарова.
— Да ни хрена ты не понимаешь, — усмехнулся уголками губ, нависая надо мной и продолжая гипнотизировать кольцом. Он дергал им, активно жестикулируя, а я, словно наблюдавший за мельтешившей сосиской котяра, не сводила с него глаз. — Ты простодушная наивняга, добрейшей души человек, только начавший познавать мир. Мечтательница, — добавил с грустной улыбкой, поглаживая костяшками пальцев мою щеку. — И я с тобой размечтался. Это неплохо, и порой, даже полезно. Но правда жизни такова, что не будет у тебя цветов под окнами в Александровке. Я не буду возвращаться домой с пакетами продуктов. Мы не будем спорить, кто заберет ребёнка из садика, потому что у кого-то завал на работе. Не получится так, Ладусь.
