– Я что-нибудь говорила? – спросила она.
С его лица не сходило беспокойное ошарашенное выражение.
– Фиона, – сказал он, указывая на грязь. – Ты без конца повторяла это имя.
Крона согнулась пополам, схватившись за живот. Перед глазами красным и желтым вспыхивали видения голых костей, пота и слизи, а названия суставов и сухожилий вылетали из памяти. Иногда знания просто блекли. Иногда испарялись. Эхо Шарбона рвало ими.
Глава 39
Луи
Десять лет назад
Каналы Истсайда, на рассвете
Шарбон очнулся там же, где упал, рука все еще болталась в воде, и мокрая кожа на пальцах вздулась и сморщилась. У него болели суставы, вся левая сторона казалась скованной и холодной, когда он вытащил руку из канала, пытаясь согреть ее на теле.
В воздухе пахло утренней свежестью, и все вокруг уже было озарено бледным тусклым утренним светом. Он проспал всю ночь.
И что мне теперь делать – радоваться или огорчаться, – что меня так и не нашли стражи?
Постепенно к нему возвращались обрывки странных воспоминаний прошлой ночи. Матисс ударил его, Фиона насмехалась над ним. Вместе они угрожали… чем же именно они угрожали? Что-то о маске и детях…
Святая Пятерица, Фиона хотела начать резать детей.
Он попытался встать, но снова упал спиной. Ударился раной о камни и зашипел от боли.
– Почему они не убили меня? – спросил он у бледного пустого неба.
Если бы не семья, он, может, и сам покончил бы с собой прошлой ночью. Вода выглядела успокаивающе, манила. Ах, как ему хотелось погрузиться в забвение, и пусть поток украдет его дыхание и смоет его сущность…
Ему теперь никогда не отмыться – ни водой, ни мылом, ни щеткой. Ему оставалось надеяться только на то, что никто его не узнает, и его сожгут в погребальном костре и смешают с песком в катакомбах, и он соединится с остальными мертвецами Лутадора.
– Почему же они не убили меня?
Потом он вспомнил: Фиона обещала ему нечто гораздо худшее. Что-то, что, по ее словам, «наверняка сломает его».
Она слишком хорошо его знала. Он пытался держать ее на расстоянии, но те, кто вместе убивают, часто кое-чему учатся. Фиона знала его самые слабые места. И знала, какие кости ломать, чтобы отправить его в забвение – и это были не его кости.
Поднявшись сначала на колени, затем на ноги, Шарбон поднялся вверх по склону. От дома его отделяли многие мили. Да и Матисс с Фионой отделали его, как следует.
Вдоль берега канала тянулась узкая грунтовая дорога, и он побежал по ней, пока она не превратилась в булыжную мостовую. Он едва волочил ноги и без конца спотыкался. Пешком ему придется идти долго, очень долго. Ему нужен был какой-нибудь транспорт. Луи похлопал по карманам, пытаясь обнаружить ампулы или диски со временем, но ничего не нашел. Фиона и Матисс, должно быть, еще и ограбили его.
Внезапно он услышал резкое ржание в тумане и крутнулся на пятках. Прямо на него, как существо из кошмара, шла большая черная лошадь – ее бока блестели от пота, несмотря на прохладу раннего утра. Она тащила огромную телегу, на которой лежала гора толстых ковров и одеял, и, без сомнения, направлялась в лучшие магазины и самые богатые дома.
Вместо того чтобы броситься на обочину, Шарбон преградил телеге путь. Возница прикрикнул на него, но Луи не сошел с дороги.
– Мне нужна твоя лошадь, – крикнул он, когда скрипучие деревянные колеса замерли.
– И мне нужно было доставить эти красивые ковры мастеру Дону еще вчера. Но нужно еще не значит можно.
Пока Шарбон приближался, лошадь стояла неподвижно. Хорошо, значит ее не так-то просто напугать. Он потянулся к сбруе, и она не дернулась.
– Это вопрос жизни и смерти, – сказал он вознице.
– Месье, вы и сами похожи на смерть. Я не жадный. Садитесь, и я отвезу вас в больницу, как только закончу развозку. Рассчитаешься со мной позже.
– Мне жаль, но твоя лошадь нужна мне сейчас.
Возница поднял мушкетон, лежавший рядом, и направил его на Шарбона.
– Я бы на твоем месте переосмыслил свое желание.
– Уверен, что успеешь поджечь порох до того, как я запрыгну и придушу тебя? – возразил Шарбон.
– Судя по твоей внешности, навряд ли ты когда-нибудь кого-нибудь придушил.
Это утверждение было не таким уж смешным, скорее, легкомысленным и неверным, но Шарбону стало смешно. Поэтому он сдавленно, как сумасшедший, засмеялся, и рука возницы с пистолетом опустилась.
Шарбон собрал все оставшиеся у него силы и запрыгнул на телегу, пробравшись к сиденью. Удивленный мужчина уронил пистолет – скорее всего, тот и заряжен не был – и попытался отскочить назад, подальше от этого ненормального. Деться вознице было некуда – только спрыгнуть и бежать, но Шарбон не отпустил его.
Схватив его за ворот рубашки, Шарбон подтянул мужчину к себе.
– Вы, конечно, слышали об убийце, который делает цветы из трупов? Газеты называют его Цветочным мясником? – прохрипел он в лицо вознице.
– Д-да, – сказал мужчина, съеживаясь.
– Я могу положить этому конец, навсегда. Но мне нужна твоя лошадь.
– А что будет с моими коврами?
– Оставь их себе, – выплюнул Шарбон.
Забрав мушкетон, он засунул ствол за пояс штанов и потребовал кремень и дробь. Возница поспешно отдал все.
Луи отцепил вороного коня от телеги и вскочил на лошадь. Без седла ему ездить не приходилось, но навык у него был. Подтянув поводья и прижав ноги к бокам, Шарбон погнал лошадь вперед. Несколько раз он слегка ударил ее пятками, и они помчались.
Во время езды Шарбон тряс головой и хлопал себя по щекам, пытаясь вспомнить каждую деталь прошлой ночи. Фиона сказала, что этот план был целиком и полностью ее. Но навряд ли это правда. Тало и Непознанное не позволили бы, чтобы обычный человек диктовал им условия…
Но она же проникла в магию Непознанного задолго до появления Тало. Эта ручка-самописка…
Неужели это и правда она выбрала Шарбона на роль убийцы, а не Непознанное? Это она рассказала Тало о его умениях и его потере? Неужели она действительно манипулировала им с самого начала? Неужели использовала его горе, чтобы заставить заниматься достижением своих безумных целей?
Может, он вовсе никогда не служил Непознанному. Было такое возможно? Неужели его с первого дня сочли дураком? С того момента, как он зашил ей ногу в котерии? Очень может быть. Но его горе, потерю ребенка, она предвидеть не могла… Если только…
