сплюнул в воду. И искренне обрадовался, когда расплескавшийся в воздухе комок желтой слюны попал прямиком между двумя нитками причальных мостков. Хорошая примета, сулящая на обед солидную порцию мясной каши вместо опостылевшего орехового супа. Стражник плюнул еще раз, для надежности, и, довольно пыхтя, потопал в караулку – сдавать смену и казенный окуляр.
Троеречье оказалось совсем не таким каким его представлял себе Брак. Воображение рисовало картину чего-то вроде обычного речного поселка, только в разы больше, грязнее и многолюднее. Реальность ударила по всем этим фантазиям здоровенной кувалдой, вдребезги разнеся остатки представлений о лесовиках, как о дремучих лесных дикарях.
Начать с того, что Троеречье не было никаким Троеречьем, хотя такое имя среди лесовиков было куда популярнее официального. Огромный город на озере назывался Талистрой, что в переводе со староимперского означало “Птичья лапа”. Если смотреть на город из кабины высоко летящего цепа или флира, он действительно напоминает исполинскую птичью лапу, которой заканчивается бирюзовое веретено Вентийского озера. Западная оконечность водяного эллипса вгрызается глубоко в горный хребет Заслона, где теряется среди бесчисленных непроходимых ущелий, а вот восточная… С востока озера берут свое начало три великих реки: южная Тарикона, закинувшая свою ленту до самого Южного Гардаша, восточная Таризала, отделяющая земли кочевников от Доминиона, и северная Тарисатра, пробившая себе русло по мерзлым просторам республиканской тундры. Три реки тянутся на тысячи миль, неся жизнь во все уголки континента, прежде чем излить свои воды в соленый океан.
И именно там, где в шуме трех исполинских водопадов беспрерывно рождаются величайшие водные артерии Гардаша, стояла Талистра. Вольготно расположившийся на двух скалистых островах город поражал своими размерами. Больше любой речной фактории, больше Джаки, даже больше знаменитой Ямы – центра торговли кочевников с Доминионом. Одних домов на южном острове было больше тысячи – Брак поначалу пытался считать, но быстро сбился. А ведь северный остров куда больше размерами, именно там стоят бесчисленные верфи, склады, рынки…
– Южный остров называется Конафер, – пояснял Кандар, пока “Карга” неспешно ползла под опорами исполинского недостроенного моста, призванного когда-нибудь соединить Талистру с предгорьем. – Там собралась вся пивная пена местного общества, от властей и богатых торгашей до самых удачливых горжеводов. Лучшие лавки, лучшее жилье, лучшие развлечения.
– Откуда такое сравнение? – хмыкнул Брак, глазея на аккуратные каменные домики под синей черепицей. Местные жители явно знали толк в красоте и синий цвет любили во всех его проявлениях. – Сливки на молоке, осадок в вурше, хрустящая корочка на пирожках… Но пена на пиве?
– Дунь сильнее, и она…
– Разлетится по…
– Харям. – заключил Жердан младший. – А пиво… останется.
В подтверждение своих слов он дунул на кружку, породив целый водопад белесых ошметков, и немедленно выпил оставшееся пиво.
– И сколько здесь живет… Пены и пива?
– Гхм. Зависит от времени года. Троеречье словно отражение всего запада в зеркале, а запад живет сезонами. Летом здесь куда меньше пива, зато зимой… – фальдиец с досадой ругнулся, – Вот привязалось. Пиво, пена. Тысяч двадцать, наверное.
– Впечатляет, – уважительно покачал головой Брак. – А северный остров как называется? Хотя подождите, попробую угадать. Сатрафер?
– Почти угадал, – хохотнул Кандар. – Самую малость ошибся, чуточку.
– Он называется Северный Остров, – гмыкнул Раскон. – На староимперском название не прижилось, но почему – не спрашивай. Плохо рифмуется наверное.
– Нам туда? – спросил калека. – Что здесь? Гавань, порт?
– Нам вообще не в город, – улыбнулся сероглазый. – Точнее, не в Троеречье. Ни одна гавань не вместит в себя речной флот западных лесов. Смотри в оба, Брак, такое зрелище не забывается.
Понятно, что Кандар имел в виду, стало сразу, стоило “Карге” преодолеть узкий мыс западной оконечности Конафера. Северный остров, пологий, как панцирь черепахи, действительно был куда больше размерами, а причальная линия, заставленная пристаням и портовыми кранами, тянулась бесконечно, скрываясь за плавным изгибом берега, но… Даже ее не хватало.
Соединяясь с сушей узкими лентами причалов, на воде стоял еще один остров – на этот раз рукотворный. Огромный, бесформенный, пестрящий всеми цветами красок и ощетинившийся стрелами кранов и стволами орудий. Горжи, а их тут были сотни, если не тысячи, вперемешку с деревянными плотами, рыбацкими лодочками и здоровенными понтонами из накрепко увязанных железных бочек. Деревянные настилы переходов, безумное переплетение конденсаторов, мачт, связок трубок, веревок и каких-то железных конструкций, уходящих в небо на высоту десятков шагов. Все это скрипящее, покачивающееся безумие плавало в загаженной маслом и мусором воде, ни на минуту не прекращая движения. Причаливали и отчаливали горжи, сновали юркие лодочки, исходили паром раскаленные кострами и нагревателями палубы, без устали топя лед вокруг ржавых корпусов…
– А вот это уже пиво, – указал рукой сероглазый, заметив оцепеневшего при виде подобного зрелища калеку, – Сдуй пену с окрестных скал, и через год она вновь нарастет руками горжеводов.
– С пивом это так не…
– Не работает.
– Уймитесь, адепты топоров и кастетов! – патетично воскликнул Кандар, всплеснув руками. Настроение у сероглазого было замечательное. – Отриньте свои плебейские представления о пиве и не портите мне метафоры. Знакомься, Брак, перед тобой Город-на-воде. Он же Сраная Клоака, он же Ржавая Заводь, и он же – Третий остров.
– А на староимперском?
– Гхм. На староимперском это будет “Агризо делькир нахау”.
– И как это… будет? – спросил Жердан Младший.
– “Валите с крыши и не мешайте мне причаливать”, – перевел Раскон. – Не дословно.
Процедура встраивания “Карги” в плавучий город оказалась куда сложнее, чем это казалось на первый взгляд. Фальдиец добрых полчаса маневрировал по узким вонючим протокам, следуя указаниям лысого мужичка в синей шерстяной куртке, прежде чем плот занял положенное ему место между заваленной рыбой понтонной площадью и каким-то плавучим сараем без опознавательных знаков. Ржавая заводь, несмотря на совершенно хаотичный вид, строилась по строгим правилам, за соблюдением которых и следили такие ловкие мужички в форменной одежде. Только попробуй приткнуть свое корыто без одобрения гильдейских и тут же схлопочешь немаленький штраф. Объяснялась такая строгость просто – плоты регулярно уходили на разгрузку, погрузку, ремонт, собирались вместе знакомые экипажи, объединяя горжи в одно огромное жилище – и все это под надзором гильдии, имевшей свою скорлупку с каждого подобного перемещения и не любящей, когда кто-то мешал им зарабатывать.
Пока механики накрепко сводили горжу к соседям, Раскон успел пообщаться с
