«Но я могу попробовать», – подумал он. Как он выразился? Человеческая сущность, та часть души, что не боится, что понимает – и встречает понимание. Кого он имел в виду? Кого-то, кто мне знаком? Кого-то, о ком я слышал? («Как дела?» – говорим мы, когда нам плевать на ваши дела. «Мне жаль», – говорим мы, когда нам вовсе не жаль. «Всего доброго», – говорим мы, и как часто на самом деле желаем добра? Лицемерие и ложь, каждый день, такие привычные, что мы забываем испытывать за них вину.)
Но он сказал: Вижу сейчас. Имел ли он в виду меня? Мог ли увидеть мою сущность – и сказать такое? …если он видит ее, значит, способен увидеть шелковистую паутинку за шестьдесят ярдов.
Он сказал, если я не помогу, они ничего не сделают, вспомнил Филлипсо. Просто уйдут, вот и все, уйдут навсегда и оставят нас на милость – как он выразился? – инопланетных захватчиков.
– Но я не лгал! – проскулил он, неожиданно и пугающе громко. – Я не хотел. Как ты не понимаешь, они задавали вопросы, а я только отвечал, да или нет, то, что они хотели услышать. Я всего лишь объяснил смысл этих «да» и этих «нет», от этого они не превратились в ложь!
Ему никто не ответил. Он почувствовал себя очень одиноким. Снова подумал: я могу попытаться… а потом, тоскливо: ведь могу?
Зазвонил телефон. Он невидящими глазами смотрел на него, пока тот не зазвонил снова. Филлипсо устало проковылял через комнату и снял трубку.
– Филлипсо.
– Ладно, мудрец, твоя взяла. Как ты это сделал?
– Кто это? Пенфилд?
Пенфилд, начавший свою карьеру с журналиста приложения «Сандэй». Пенфилд, глава целой газетной сети, который, само собой, давным-давно отрекся от Филлипсо…
– Точно, Пенфилд, – протянул задиристый, оскорбительный голос. – Пенфилд, который поклялся, что газеты больше не напишут ни строчки про тебя и твою тупую космическую войну.
– Что тебе нужно, Пенфилд?
– Сказать, что ты победил, только и всего. Нравится мне это или нет, но ты снова в новостях. Нам звонят со всей страны. С базы поднялось звено «Эф-восемьдесят четыре». На гору взбирается передвижная телестанция, чтобы снять твою летающую тарелку, и у нас уже четыре запроса от Международной службы новостей. Не знаю, как тебе это удалось, но ты в новостях, так что выкладывай свою вшивую историю.
Филлипсо оглянулся на корабль. Оранжевый свет прожектора вновь выхватил его из темноты, а телефон продолжал настойчиво блеять. Новый оборот – и… И ничего. Он исчез. Корабль исчез.
– Подожди! – хрипло крикнул Филлипсо. Но его больше не было.
Телефон не унимался. Филлипсо медленно повернулся к нему и повторил:
– Подожди.
Положил трубку, вытер глаза и снова поднял ее.
– Я отсюда видел, – сообщил тоненький голосок. – Он исчез. Что это было? Что ты сделал?
– Корабль, – ответил Филлипсо. – Это был космический корабль.
– «Это был космический корабль», – повторил Пенфилд голосом человека, пишущего под диктовку. – Колись, Филлипсо. Что произошло? Пришельцы явились, чтобы встретиться с тобой лицом к лицу?
– Они… да.
– «Лицом… к лицу». Понял. И чего они хотели? – Пауза, потом злобный рык: – Филлипсо, ты там? Проклятье, мне нужно записать эту историю. Чего они хотели? Молили о пощаде, просили дать им передышку?
Филлипсо облизнул губы.
– Ну да. Да, так и было.
– И как они выглядели?
– Я… они… он был один.
Пенфилд пробормотал что-то насчет клещей.
– Ладно, один так один. Один что? Монстр, паук, осьминог – рожай, Филлипсо!
– Он… это был не человек. Не совсем.
– Девушка, – возбужденно предположил Пенфилд. – Неземной красоты. Как тебе? Раньше они угрожали, теперь пытаются тебя отвлечь и все такое. Что скажешь?
– Ну, я…
– Я тебя процитирую. «Неземной», м-м-м, «и устоял перед», м-м-м, «искушением».
– Пенфилд, я…
– Послушай, мудрец, этого достаточно. У меня нет времени на твои глупости. Однако в ответ поделюсь с тобой вот чем. Просто дружеское предупреждение, и в любом случае я хочу, чтобы эта история продержалась завтрашний день. Воздушно-космический разведцентр и ФБР налетят на твой Храм, как мухи на теплый мармелад. Спрячь получше свой аэростат, или что там ты использовал. Когда приходится поднимать авиацию, гласность им не нравится.
– Пенфилд, я…
Но телефон смолк. Филлипсо повесил трубку и повернулся к пустой комнате.
– Видишь? – всхлипнул он. – Видишь, что меня заставляют делать?
Он тяжело опустился в кресло. Телефон зазвонил снова. Нью-Йорк, сообщил оператор. Это оказался Джонатан, его издатель.
– Джо! У тебя было занято. Отличная работа, приятель. Услышал сводку по телевизору. Как ты это сделал? Впрочем, не важно. Изложи основные факты. С утра первым делом займусь релизом. Сколько времени тебе понадобится на новую книгу? Две недели? Ладно, пусть три – ты справишься за три, приятель. Придется справиться. Я отменю нового Хеминга или… забудь, время я выкрою. Итак, давай к делу. Я записываю.
Филлипсо посмотрел на звезды. В телефонной трубке резко, пронзительно пискнул диктофон. Филлипсо наклонился ближе, глубоко вдохнул и начал:
– Сегодня меня посетили инопланетяне. Это был не случайный контакт, как в первый раз. Эту встречу они запланировали. Они явились, чтобы остановить меня – не силой и не убеждением, а, м-м, абсолютным оружием. Девушка неземной красоты возникла среди витков и шинопроводов моего радара дальнего действия. Я…
За спиной Филлипсо раздался звук, тихий, влажный, отрывистый – словно кто-то, испытывающий слишком сильную ярость и отвращение, не сдержался и плюнул.
Филлипсо уронил трубку и развернулся. Ему показалось, он заметил фигуру рыжеватого мужчины, но она исчезла. Он уловил едва видимую вспышку в небесах, где находился корабль, а потом наступила темнота.
– Я говорил по телефону, – прохныкал он. – Мои мысли были слишком заняты, я думал, ты ушел, я не знал, что ты просто чинил свой искривитель чего-то там, я не это имел в виду, я собирался…
Наконец он понял, что остался один. Филлипсо еще никогда не чувствовал себя так одиноко. Он машинально поднял трубку и приложил к уху.
– … и название! – возбужденно болтал Джонатан. – «Абсолютное оружие». Смачная картинка с девицей, вылезающей из радара. В чем мать родила. Такого у тебя еще не было. Мы их взорвем, приятель. Да, и не забудь про свою стойкость. Сотворит чудеса для твоего Храма. Но займись-ка книгой, слышишь? Принесешь ее мне через пятнадцать дней – и сможешь открывать собственный филиал Монетного двора.
Медленно, молча, не дожидаясь, пока издатель закончит, Филлипсо повесил трубку. Один – всего один – раз посмотрел на звезды, и на ужасное мгновение каждая звезда стала жизнью, искалеченной конечностью, остановившимся сердцем, днем агонии; он посмотрел на бесчисленные миллионы звезд, некоторые из которых были галактиками; миллионами пылающих мегатонн они обрушились на него – и будут рушиться всегда.
