Он устало улыбнулся мне, именно такой улыбкой, какую я ожидал бы увидеть на лице пожилой женщины, работающей с утра до вечера и не получающей за это особой благодарности.
— Но это было не для того, чтобы защитить тебя. Это за пределами моих возможностей.
Я тоже встал.
— И что это значит?
— Я не могу защитить тебя от главных игроков — силы не те. Если они захотят причинить тебе вред, они это сделают. Нет, я пытался защитить твою личную жизнь. Иногда всем нам хочется немного своего, личного.
Он кивнул, а затем развернулся и пошел, ссутулившись так, будто потрепанная бумажная сумка весила полсотни килограммов.
— Какого хрена это значит?! — крикнул я, но Темюэль просто поднял маленькую руку и махнул ею, растворяясь в пятничной толпе рабочих, спешащих к машинам, домой, к своей жизни. Настоящей жизни — той, которой у меня не было.
Какого хрена он нес? Как он защищал мою личную жизнь? Он отдал меня нашим сотрудникам с легкостью, с какой щенка отдают на опыты. Ага, машину мне дал — долбаную уродливую машину в придачу, — но моя личная жизнь? Об этой машине все знали. Черт, половина Небес за мной начинала следить, как только я в нее садился. Так что же он скрывал от них?
И только теперь я понял, что сжимаю в руке слегка засаленный конверт, который он мне дал. Открыть его оказалось непросто, пальцы замерзли, но, открыв, я увидел там простой листок бумаги. Текст был напечатан, подписи не было, но я знал, от кого это.
Твое первое задание. Вокзал Сан-Джудас, 18.15, одиннадцатый путь.
Значит, мой новый босс — который, как я был уверен, и босс Темюэля, уже давно — уже нашел мне дело. Я мог бы разозлиться на то, что мне приказывают, как наемному шоферу, и я разозлился немного, но последние несколько дней у меня хорошо получалось плевать на все. Сегодняшним вечером я планировал нажраться и смотреть телевизор с выключенным звуком. Может, Караэлю потребовалось кого-то встретить. Может, поэтому Небеса оставили мне такси.
Ура — новая работа! Интересно, а о чаевых надо будет отчитываться?
Конечно, я это сделаю. Если занятие окажется слишком унылым, я всегда могу броситься под колеса междугородного экспресса на Сан-Франциско, немножко повеселив себя к выходным.
Странно, что в письме не написали, кого встречать, но, как я думал, это будет сам Караэль, в одном из своих нечастых визитов на Землю. Может, он собирается дать мне персональный инструктаж по какой-нибудь грязной работе, которую он для меня приготовил. Что ж, поглядим, но Караэлю предстоит узнать, что он не настолько хорошо держит меня на поводке, как думает. Знаете ли, я потерял практически все, так что чего мне было бояться? Уничтожения? Не смешите. В тот момент вечная тьма и молчание казались мне самой чудесной и успокаивающей вещью в мире. Конечно, Ад — куда более реальная угроза, но даже он теперь не ужасал меня так, как прежде. Пытки уже не выглядели чем-то необычным. Всего лишь боль, будь она на мгновение или навечно. Я научился справляться с болью.
Поскольку я искал взглядом рослый солдатский силуэт, такое тело, какое наверняка выбрал бы себе Караэль для пребывания на Земле, то не заметил куда более миниатюрного пассажира, хотя большинство прибывших уже прошли мимо меня, таща багаж и сосредоточенно разговаривая по мобильным. А потом голос дежурного, объявлявшего по громкой связи отправляющиеся поезда, вдруг превратился в бессмысленные звуки, когда небольшая худощавая женщина сняла шерстяную шапочку, и на ее плечи упали прямые бело-золотые волосы, будто отблеск солнечного света на снегу.
Наверное, я побежал бы к ней в то же мгновение, схватил, пока она снова не исчезла навсегда, но у меня было ощущение сна — странное, когда ты не можешь заставить тело делать то, что хочешь. На самом деле, я просто не верил своим глазам. Но она стояла там, настоящая, одетая в какую-то ужасную комбинацию из роскошной юбки и пальто, будто молодая леди из элитного университета, входящего в «Айви Лиг», в свой первый визит в Париж в 30-х годах двадцатого века. Я мог лишь стоять и глядеть на нее, а мое сердце переворачивалось в груди.
Затем мозг наконец нащупал рычаги управления, и я снова смог двигаться. Я побежал к ней, схватил ее за руку и крутанул. Ее глаза расширились, мгновение в них был страх, но потом она ахнула, узнав меня. И мы сжали друг друга в объятиях, до боли. Целовались, целовались и целовались.
Если вам когда-нибудь так случалось воссоединяться с любимыми, вы знаете это ощущение счастья и беспомощности. Вы не можете ничего сказать, поскольку слова кажутся бессмысленными. Вы не можете сделать того, что хотите, поскольку есть законы, приличия, полиция нагрянет, а еще вы появитесь на дюжине видео, которые выложат в Интернет. Поэтому вся энергия, удивление и желание вылились лишь в поцелуи. Мы прижались друг к другу губами так сильно, что дышали одним дыханием. Каз плакала, просто плакала, ее лицо покрывала вода с солью, а не снежные хлопья, как в последний раз, когда я ее видел. Я наверное, тоже немного поплакал. Обычно я не склонен хныкать, но я живу в человеческом теле, не забывайте. Я не каменный.
Наконец я ослабил объятия, а затем, держа ее губу руками, до последней секунды нежности, закончил поцелуй. Пристально поглядел на нее, уже не сомневаясь. Даже в Аду не сделают такой реальной, такой настоящей имитации.
— Это правда ты, да? Правда ты, на этот раз.
Ее глаза просияли.
— Могу тебя треснуть для большей правдоподобности.
Я, наверное, рассмеялся. А может, снова расплакался.
— У меня слов нет, малыш… — сказал я, когда обрел дар речи. — Но давай…
— О Боже, да! — крикнула она. — Отвези меня куда-нибудь. Плевать, в любое убожество. Хоть в твою квартиру. Просто отвези меня и трахай, пока я в обморок не грохнусь.
Сексуальное желание встряхнуло меня, словно терьер крысу. Я секунду боролся с собой, пытаясь связать слова.
— На самом деле, у меня есть идеальное место.
— Тогда поехали. Быстро! У меня только выходные, потом придется вернуться.
— Вернуться?
— В Каинос. Ангел сказал мне, что я должна вернуться ночью в воскресенье. Так что хватит тратить время на болтовню, Бобби!
Я повел ее через вокзал и на стоянку, наши шаги эхом отдавались от высокого потолка, вместе с сотнями других. На мгновение мы стали двумя простыми людьми — людьми, которые могут делать то, что пожелают, по крайней мере, ненадолго.
— Воскресенье, говоришь?
Я тонул в счастье, даже понимая, в какую идеальную ловушку я угодил. Надо было догадаться, что Караэль слишком умен, чтобы делать такие же ошибки, как Энаита. Он получил надо мной власть, которой не добиться за счет страха. Он решил использовать Каз, чтобы держать меня на поводке.
Но в тот момент меня это не волновало. Не. Волновало. Если я и стал псом Небес, сейчас я был самым счастливым псом на Земле, по крайней мере, на ближайшие сорок восемь часов. Закинув руку на плечи Каз, я притянул ее к себе и вдохнул запах ее шеи, поцеловал ее туда, облизывая, вдыхая, покусывая, пока она не начала извиваться.
