— Нет. Разве только ты чуточку худощава, Кэти.
— Я вовсе не желаю растолстеть, — сказала Кэти. — Вот было бы ужасно, если бы я стала типичной тевтонкой и ходила бы вперевалку, как утка!
— Этого никогда не будет, — успокоил он ее. — Так расползаются только блондинки. А ты брюнетка.
Наверное, твоя бабушка пошалила с каким-нибудь итальянцем, а прабабушка — с французом.
— Ты думаешь? — спросила, заинтересовавшись, Кэти. — Мне всегда хотелось быть не чистокровной тевтонкой. Я была бы в восторге, если б узнала, что я дитя любви и что мои родители были такими же, но боюсь, что я безнадежно «законная». Моя мать была порядочная женщина — не то, что ее дочь.
— За это никогда нельзя поручиться, — сказал Тони ободряющим тоном. — Даже самые никудышные из нас иногда отличаются. Полчаса блаженной слабости, и вот вам, пожалуйте, — Кэти. Дай-ка мне пощупать твой затылок.
— Зачем? — спросила Кэти, наклоняясь вперед.
— Я хочу знать кто ты — долихоцефал или брахицефал? Это чрезвычайно важно.
Тони отнял руку от ее затылка и пощупал собственный.
— О, пощупай, пожалуйста, так еще мою голову, — сказала Кэти. — Это восхитительно. А почему это так важно, что я… как это ты сказал?
— Чувственная маленькая свинка, — сказал Тони, лаская ее затылок кончиками пальцев. — Это научные термины, и значат они всего-навсего длинно — и круглоголовые. Но если ты долихоцефал, ты не должна выходить замуж за брахицефала.
— Почему? Ах, какое изумительное ощущение!
Какое значение может иметь форма головы?
— То, что долихоцефалы вечно убивают брахицефалов и наоборот, так что если мы с тобой разные, мы будем всегда стремиться убить друг друга.
— Какой вздор! Но у тебя устанут пальцы, дорогой. На этот раз хватит, но ты мне когда-нибудь сделаешь так еще? Так, кажется, всегда говорят женщины? Но кто же мы — долихо или брахицефалы?
— Открою тебе как строжайшую научную тайну, — торжественно сказал Тони, — мне кажется, что мы ни то, ни другое. Мы, по-видимому, оба серединка на половинку. Мы принадлежим к особой породе, Кэти, все остальные экземпляры которой вымерли.
— Чудесно! Значит, мы не убьем друг друга?
— Думаю, что нет, разве только твоя голова сплющится, а моя разбухнет. Но лучше нам держать это про себя, а то нас, пожалуй, могут отравить, чтобы узнать, почему мы выжили. Разумеется, в интересах науки.
Тони скользнул в воду.
— Холодная вода? — спросила Кэти, стоя у самого края и протягивая к нему руки.
— Прохладная, — сказал Тони, вздрогнув от восторга, когда ее горячие груди прильнули к его щеке в то время, как он снимал ее с берега.
— О, да она совсем теплая! — вскричала Кэти, брызгая ему водой в лицо и потом осушая его глаза поцелуями.
— Я сказал это, чтобы ты не подумала, что она очень теплая, и не разочаровалась.
Они доплыли вместе до конца бухты, чтобы посмотреть, нет ли поблизости лодок, потом медленно-медленно поплыли обратно. Тони остановился там, где прозрачная вода доходила ему почти до груди, и Кэти подплыла к нему.
— Ах, — сказала она, становясь на ноги возле него, — в тот раз я стояла, а ты подплывал ко мне. Это был наш первый настоящий поцелуй.
Тони взял ее за руки и тихонько привлек к себе по воде, пока ее прохладное мокрое тело не коснулось его тела, тогда он поцеловал ее. Но на этот раз, когда Кэти снова стала на ноги, Тони не прикоснулся к ней, как тогда, вспомнив свое добровольное обязательство.
Кэти протянула к нему под водой руки и медленно провела обеими руками по его телу.
— Какое у тебя красивое тело, — сказала она. — Грудь широкая, твердая, крепкие ребра, а бедра узкие и гладкие, как чудесный полированный металл.
Хорошо быть любимой красивым мужчиной, Тони.
Стоя в воде, она схватила его за руки и слегка откинулась назад.
— Тот поцелуй в воде и решил всю мою жизнь, Тони, — сказала она. — До тех пор я находила тебя очаровательным, прелестным, и мне казалось, что я влюблена в тебя, как я тебе тогда же и призналась, когда ты в первый раз поцеловал меня в моем убежище. Помнишь? Мы непременно должны сходить туда.
Но только, когда ты поцеловал меня здесь, я поняла, что действительно влюблена в тебя. Это было что-то совершенно новое — неописуемое. Меня так и потянуло к тебе, и вот почему я не могла удержаться, чтобы не обнять тебя. И тогда я почувствовала, что готова мучиться миллионы лет в аду, лишь бы быть твоей возлюбленной. Ты догадывался об этом тогда?
— Отчасти, но не вполне. Я был молод, Кэти, поглощен своими переживаниями, своей влюбленностью. Я только надеялся, что ты чувствуешь то же, что и я.
— Помоги мне вылезти на камни, Тони, милый.
Не стоит дожидаться, пока мы замерзнем. В таинственном мешочке — два маленьких полотенца, — это все-таки лучше, чем ничего. Вытирайся скорее!
Пока они лежали на солнце, а потом одевались, Тони рассказал Кэти об Эвелин, о том, как много для него значило воспоминание о ее прикосновении, и закончил рассказом об их неудачном свидании в Лондоне.
— Она хорошенькая? — спросила Кэти.
— Была хорошенькой лет двадцать назад.
— Ты когда-нибудь жалеешь о ней?
— Жалеть о ней? — сказал Тони удивленно, — О чем жалеть? Это было все равно, что нарвать букет весенних цветов, зная заранее, что они скоро увянут.
Ты ревнуешь, Кэти?
— Я завидую ей, и я ей благодарна. В ней было, наверное, какое-то особенное очарование, раз она сумела пробудить в тебе такое совершенное чувство прикосновения.
— Да, что-то в ней было, но разве смогла бы она пробудить во мне это чувство, если б оно не было заложено во мне? Тогда я находил ее очаровательной, но когда я увидел ее в последний раз, я пришел в ужас. Она напомнила мне капуанскую Венеру, ты помнишь ее, она необыкновенно прекрасна, но зверски изуродована каким-то варваром. Что, женщины всегда становятся такими, какими мужчины хотят сделать их?
— Боюсь, что почти всегда.
— Боже! — воскликнул Тони. — Какая ответственность! Как ты думаешь, я тоже испорчу тебя, Кэти?
— Разве что чрезмерной добротой, мой любимый.
Поднимаясь по крутому склону холма, Кэти принялась собирать полевые цветы, а Тони срезал для нее перочинным ножом молодые побеги ракитника, на которые она ему указывала. Они медленно шли к дому, болтая и собирая цветы, пока у каждого не набралось по большому букету. Тони сказал с улыбкой:
— Что, эти цветы — часть следующего сюрприза, Кэти?
— Нет! Просто чтобы поставить в наших комнатах. Придется попросить у Маммы несколько стаканов или ваз. Пожалуйста, не предвосхищай сюрпризов, Тони. Могу сказать тебе только, что эти цветы не будут разбросаны ни по твоей, ни по моей постели.
