— Маленькой девочкой под скамьей.
— Кем же мы стали?
— Маленькими обломками.
— Частями целого, — сказала Элис.
Руны кружились и танцевали, и Элис почувствовала, что становится собой, испуганной девочкой, которая бежала из Парижа, наследницей Роберта Сильного, которая всего лишь хотела вернуться в сад в Лоше и увидеть, как танцуют в свете факела ночные бабочки. Но только бабочки не танцевали, вспомнила Элис, они обжигались и умирали.
Она под водой, осознала вдруг Элис, и не может дышать. Связь с рунами сделалась слабой. Они разделились на группки, по восемь в каждой, а в ее сознании затягивался тройной узел, который был старше самих богов. Элис потянулась рукой за спину и взялась за древко копья, проткнувшее тело насквозь. У нее было такое ощущение, будто она переела, набила живот сверх всякой меры, отчего он даже болит. Она чувствовала, как руны покидают ее, пощипывая кожу. Затем она услышала такой звук, как будто разрывают хрящи, почуяла запах гари и поняла, что странное существо с детским голосом решительно настроено ее убить.
Однако ее гибели не хотела одна руна, которую эта девочка, говорившая с Элис, не видела. Несмотря на боль, Элис заметила, как что-то выскользнуло из тени ее сознания, она видела, как руна выдвинулась вперед, подобно увлеченному охотой Волку, низко припадая к земле. Элис услышала, как вой распорол мертвый воздух пещеры, вой, похожий на волчий, но куда более яростный и пронзительный. Руна извивалась и подрагивала перед ней — черная дырка в материи реальности. Эта руна была старше, чем все остальные, она говорила о многом, но громче всего она называла свое имя — волчий крюк.
Руна говорила с Элис, и Элис понимала, что та прожила внутри нее гораздо дольше всех остальных рун, она была с ней на протяжении многих жизней. И еще Элис поняла, что детский голосок лгал ей: внутри нее не шестнадцать рун. У нее их семнадцать. Эта руна не кружила по орбитам в числе восьмерок, эта руна не звенела, не пищала и не пела, она таилась и кралась, прячась в тенях ее сознания. Это была руна, подобная прорехе в свете дня, это была воющая руна.
— Вали! Помоги мне! Жеан, каким бы ты ни был, помоги!
Тьма, исходящая от руны, сгустилась в ее сознании, и от леденящего душу воя разум рассыпался на части. Все осколки тех, кем она была, замелькали перед глазами. Девочка рядом с хижиной у реки, пленница, которая едет на север, чтобы превратиться там в инструмент шаманов, путешественница, едущая на юг по снегам, благородная дама, которая стоит на коленях в темной церкви, беглянка, преследуемая всеми, сосуд, вместилище для магии и губительных сил.
Воздух! Кто-то выдернул ее из воды, и она может дышать. Ее обхватили за талию чьи-то руки, пытаясь вытащить из пруда, однако копье, пронзившее тело насквозь, сильно мешало. Элис заметила, что вода стала теплее, а воина, который хотел ее утопить, больше нет.
— Кто ты?
— Хугин. Я твой. Я защищал тебя раньше, и я снова пришел. Я Фейлег.
Последнее слово было именем, которое он произнес с большой неуверенностью. Оно всколыхнуло в Элис воспоминания — так ветер доносит звуки из трубы дома. Она уже была здесь прежде, в этом месте под землей, уже видела страшную, несущую смерть девочку. Ей вспомнились слова, сказанные в минуту горя и сожаления, однако эти слова значили гораздо больше, чем все, сказанное ею когда-либо:
— Я буду жить снова без тебя, Вали. Тебя ненавидит мертвый бог.
В садах замка Лош, где лунный свет придавал листьям металлический блеск, а реку превращал в мост из света, который соединял берега тьмы, выходя из темноты и в темноте исчезая, ее постоянно преследовал кто-то. Теперь она собралась с силами, чтобы обернуться и посмотреть преследователю в лицо. Она видела, что он стоит тут же. Исповедник, Жеан, человек, который при следующем взгляде на него оказался Волком. Перед ней, на дорожке между деревьями, стоял еще один человек, почти такой же, только лицо его было без рубцов и ран, ее тянуло к этому человеку, потому что в его глазах светилась любовь. Это был Хугин, Ворон — Фейлег, как он звался в предыдущей жизни. И истина была очевидна каждому. Эти двое — братья.
В тесном подземелье раздался грохот, потолок содрогнулся, и сталактиты посыпались в воду.
— Он приближается. — Это снова зазвучал детский голосок. — Убей ее.
Свава обращалась к Хугину. Однако руны по-прежнему кружились в родственном объятии, не слушая того, что она говорит.
Раздался новый чудовищный удар, и часть свода пещеры рухнула в пруд.
Свава прокричала:
Едет корабль,
а Локи им правит;
едет с Волком
бог всякой лжи.
Раздался оглушительный удар, который был сильнее штормовой волны, с грохотом бьющей в берег, — Элис ощутила, как он отдался у нее в груди, — и потолок обрушился почти полностью. Серый дневной свет залил пещеру, и раздался чудовищный вой — крик из темницы, где разум держит под замком свои страхи.
Детский голос едва ли не надрывался:
Рушатся скалы,
ведьмы рыдают;
люди гурьбой спешат в ад,
и небо расколото.
В дыру в потолке просунулась волчья морда, Волк истекал слюной, скалился, щелкал зубами, обрушивая на них землю с камнями.
— Он убьет нас?
— Он пришел сюда, чтобы убить нас, — подтвердил голосок, — но сначала ему требуется убийство поменьше.
Волк шумно шлепнулся в пруд, подняв волну, и Элис прижало к Хугину, когда вода захлестнула ее с головой. Он подхватил ее и, несмотря на копье, вытолкнул на каменный борт. Ей казалось, что она сию секунду лишится сознания от боли. Зрение туманилось, ее рвало кровью. Когда перед глазами немного прояснилось, она увидела рядом с собой двоих. Один был Хугин. Он вытащил ее из воды, отодвинул подальше от этих чудовищных челюстей, которые распахивались на высоту человеческого роста. Рядом с ним стояла до крайности изможденная женщина или девочка, было трудно понять. Тело ее было невероятно худым, а лицо походило на лицо утопленника.
— Стой! — крикнула Элис Волку, когда тот пристально уставился на девочку и оскалился, демонстрируя клыки, с которых капала слюна.
Волк повернул к ней громадную башку.
— Элис, — проговорил он, — я пришел ради тебя. Я здесь, чтобы тебя защитить.
— Я умираю, и ты ничего не сможешь сделать. — Новый кусок потолка рухнул в воду. Остатки его крошились и тоже грозили упасть на них.
— Я целитель. Я могу тебе помочь.
— Разве ты познал себя, исповедник? Ты убийца, ты истребил многих людей.
— Я потерял себя, Элис.
Руны шуршали и жужжали вокруг нее, похожие на бабочек, пчел и воробьев. Они объединялись, она чувствовала это и знала наверняка, что умирает.
— Это и есть наша судьба, — сказала она. — Так всегда было, так всегда будет. Ты убийца, а я толкаю тебя на убийство.
