он проигрывал в карты и покупал выпивку по пути с Севера. И он с неудовольствием отметил, что даже их отношение к нему стало холоднее прежнего, несмотря на соревнование с Брэндоном и подаренные им собственные запасы дорогого вина, взятого с Царь-древа.
Затем, убедившись, что никто не следит за ним, он спустился на нижние палубы. Добрался до каюты Бриджит, к которой, конечно, прекрасно помнил дорогу, ведь провёл здесь достаточно времени — и, как теперь считал, значительно больше необходимого. И остановился перед дверью.
Какое-то время он простоял в узком коридоре, вновь и вновь прислушиваясь и убеждаясь, что никого из команды нет поблизости. Испытывая новые приступы тошноты от смрада корабля, к которому так и не привык. А ещё от нервного тупого ожидания и чувства стыда, которого не должен был ощущать вовсе.
Вернувшись на восточное Царь-древо, первым делом он посетил ларёк с целебными травами, приобретая средство, которым пользовался в своей жизни уже трижды: с белокурой Лаурой, пышногрудой Фен, которая была его старше почти вдвое, и теперь с Бриджит. Оба раза до этого ни одна из девушек не испытывала даже намёков на плохое самочувствие из-за его снадобья. И, пусть он не знал, из чего именно готовил его последний торговец — оно выглядело, пахло и по консистенции было таким же, как и всегда прежде.
Из этого он вполне мог сделать вывод, что нынешнее состояние Бриджит было никак не связано с его — Эндрила — действиями. Или являло собой последствия выкидыша, если он всё же случился.
С первого дня, как подсыпал это снадобье в бутылку вина — южного, терпкого и почти не сладкого, розового, — Эндрил с лёгкостью оправдывал себя, что делает это Бриджит во благо. Одно дело спать с принцем королевства и со всем другое забеременеть от него. Он понимал, что отец, если узнает о случившемся, вполне может приказать разделаться с Бриджит — а от того, это снадобье, в каком-то смысле было необходимым способом защитить её и, возможно, спасти ей жизнь.
Однако теперь, видя её состояние, вспоминая следы крови на её бедре, тёмную липкую лужу, в которую он вляпался в её кровати, он чувствовал себя мерзко. Словно предаёт её и собственными руками обрекает на смерть — или, по крайней мере, боится остановиться, чтобы увеличить её шансы поправиться и выжить.
Конечно же, в его планы входило показать её лучшему из практикующих на Талисо врачу уже через несколько дней. Он был готов даже задержать их экспедицию, невзирая на приказы отца, если возникнет такая необходимость. Но даже эта идея немного беспокоила его — ведь, что если врач, которого он найдёт, не просто поможет ей, но и определит причину болезни? Он знал, что его снадобье не останется в крови так надолго, чтобы его можно было вычислить, вот только порой достаточно лишь симптомов. И что случится в тот момент, когда врач предположит «отравление»? Вряд ли именно Эндрил станет первым подозреваемым, но сколько новых проблем в этом случае возникнет, оставалось лишь гадать.
Он не мог перестать думать о том, что миссия, на которую он подписал команду Бриджит Торн, всё больше походит на ту, что разрушит долгую, почти семейную идиллию их команды. Он боялся, что Бриджит Торн погибнет — из-за него ли, или по какой-либо другой причине, — ведь она является по сути единственной его настоящей союзницей и человеком, который в состоянии сдержать пиратов, так и не проникшихся к нему уважением или даже доверием.
Но кроме того, он никак не мог выкинуть из головы слова Брэндона Нельда, сказанные несколько часов назад. Боцман «Бури» во всеуслышание предположил, что Эндрил или адмирал Гривз умышлено планировали разделаться с командами необходимых им для переговоров северян. Это не было правдой, конечно. Однако было сложно отрицать — смерть Бриджит Торн и бунт, который непременно вспыхнет в этом случае, станут весьма неплохой возможностью избавиться от непокорных пиратов, не испортив миссию, которую ему поручил отец. Миссию, которую Эндрил во что бы то ни стало должен был выполнить, если хотел вновь заручиться его доверием и вернуться домой. И Эндрил знал, что его собственный флот — пусть и не слишком многочисленный — вполне в состоянии справиться с четырьмя кораблями пиратов. А при благоприятном стечении обстоятельств даже способен разделаться с командами четырёх кораблей, оставив сами корабли на плаву.
Именно это осознание угнетало его. Заставляло мешкать. Будто подмешивая Бриджит своё снадобье, он специально приносит её и всех северян в жертву ради собственной выгоды. Но в тоже время, именно это и успокаивало Эндрила. Заставляло двигаться дальше, добиваясь своего. Делать то, что он должен сделать.
Ведь он не просто любовник Бриджит Торн. Он её наниматель. А ещё он старший сын короля Мелтена Тан Гурри. Человек, который вскоре должен будет воссесть на троне, к которому ведут восемь ступеней — ступеней, ни одну из которых Бриджит Торн не сможет преодолеть. И в первую очередь он должен думать об этом. О благе для государства. Даже если то, что он должен сделать, выходит за рамки его собственных моральных ориентиров.
В конце концов, он всегда умел найти выход. Всегда умел придумывать оправдания. И всегда был в состоянии подобрать необходимый компромисс. Даже в разговорах с самим собой.
Так что, удостоверившись, что никого из команды северян нет поблизости, он дотронулся до прохладной позолоты дверной ручки. Каюта Бриджит не была заперта — в точности, как и любая на этом корабле. Бриджит с гордостью уверяла его, что пираты — свободный народ. Что они следуют за своим капитаном не по приказу, а потому что ему верят. И ровно до того момента, пока эта вера не иссякнет. Так что, потеряв бразды управления, нельзя спастись одним лишь толстым деревом или металлическим замком.
Когда он впервые услышал эти слова, то восхитился ими — посчитал эту парадигму справедливой и чуть ли не единственно верной. Однако сейчас, сжимая кулак на нагрудном кармане, в котором лежал пузырёк с остатками засушенных толчёных трав с восточного Царь-древа, понимал, что, возможно, Бриджит всё же стоило запереть свою дверь.
Он сделал несколько глубоких вдохов, будто собирался нырнуть под воду. Вновь повторил в голове сокровенное оправдание про отсутствие другого выхода. А затем зашёл в каюту девушки, с которой с таким упоением делил постель ещё совсем недавно.
В каюте было холодно. Похоже, обогрев не включали со вчерашней ночи. Перед ним была затхлая, промёрзшая дыра — впрочем, как и обычно. Заваленная
