могу этого сделать, пока Вы так дергаете его.
Я моргнула, глядя на своего сына, и на какое-то мгновение мне стало по-настоящему страшно отпускать его.
Мои плечи затряслись от рыданий, когда я опустила лицо к щеке ЭйДжея и прижалась к ней дрожащими поцелуями. Я посмотрела ей в глаза, и мое дыхание сбилось, когда я прохрипела:
— Пожалуйста, не забирайте его у меня.
Неужели они не понимают?
Я только что вернула его обратно.
Моим самым большим страхом на данный момент было то, что ЭйДжей проснется в незнакомой комнате, в незнакомом месте без меня.
Он нуждался во мне.
Нет.
Я нуждалась в нем.
От моего неприкрытого страха лицо женщины смягчилось.
— Вы пришли к нам за помощью. Так давайте поможем ему, милая.
Когда чьи-то руки нежно опустились на мои плечи, я вскинула голову, и его мягкие карие глаза, это все, что удерживало меня.
— Отпусти, детка.
Я покачала головой, мои губы задрожали.
— Нет.
Твитч медленно двинулся, а затем оказался рядом со мной. Его глаза не отрывались от моих, и твердыми, но нежными руками он принялся вырывать моего сына из моих рук.
Мне потребовалась секунда, чтобы среагировать. Оскорбленная, я скривила губы, когда поняла, что он делает. Я попыталась отступить, но его свободная рука обхватила меня за талию.
— Отпусти.
Почему он этого не понимает?
Я не могу.
Я просто не могу.
Мы боролись, пока он пытался отобрать у меня моего сына.
— Нет.
И все мое тело ослабло, когда он произнес:
— На этот раз ты вернешь его, Ангел. Обещаю. Просто отпусти.
Мой страх был высказан вслух, мое дыхание сразу же покинуло меня. Горе поразило, как удар под дых.
В моем ухудшающемся состоянии ему удалось отнять у меня нашего сына, и когда я подняла голову и открыто заплакала, а мои колени задрожали, он крепко держал меня. Я услышала, как он сказал:
— Возьмите его, — и я смотрела, как медработники забирают моего сына.
Они забрали его у меня во второй раз.
И я сделала единственное, что могла в тот момент.
Я разрыдалась.
Я выплакала все свое сердце.
***
— Антонио Юлий Фалько.
В тот момент, когда прозвучало его имя, я соскочила с колен Твитча и бросилась к довольно молодому доктору. Где я черпала энергию, можно было только догадываться.
— Да. Это я.
Я снова повернулась к Твичу и не могла не заметить темные круги у него под глазами. На мгновение я почувствовала себя ужасно. В своем маниакальном состоянии я совсем забыла о том, что он, должно быть, чувствует. Он проделал такую хорошую работу, заботясь обо мне, что я забыла вспомнить, что это было не обо мне. Это было о нас. И, возможно, мой обычно сильный мужчина нуждался в утешении в моих объятиях так же сильно, как я нуждалась в его утешении.
Сделав небольшой шаг назад, я вложила свою холодную руку в его, выдержала его взгляд и исправила свое заявление.
— Это мы. — Я снова повернулась к доктору. — Мы его родители.
— Я доктор Прахеш. — Доктор секунду внимательно наблюдал за нами обоими. —Вашему сыну дали довольно большую дозу «Фенергана». Количество, которое ему дали, привело к передозировке. Мы ввели ему активированный уголь. Мы используем его для лечения отравлений. Он останавливает дальнейшее всасывание в кишечнике и задерживает токсины, которые потом будут выводиться другим путем. — Он посмотрел на Твитча. — Антонио помещен в отделение интенсивной терапии. — Разговор принял неожиданный оборот, когда губы доктора сжались, и он признался: — Мы надеялись увидеть какой-то результат к настоящему времени, но пока никаких изменений в его жизненных показателях нет. — У меня внутри все сжалось, когда он продолжил. — Его дыхание — это то, что нас больше всего беспокоит.
Мое сердце бешено колотилось, пока я пыталась осмыслить то, что он говорил.
— Но ему не стало хуже. — Я сжала руку Твитча. — Это уже что-то, верно?
Типичная Лекси. Всегда ищешь луч надежды.
Доктор Прахеш согласился:
— Определенно. — Он посмотрел на нас, на пару перепуганных родителей, и сжалился, произнеся: — Вы можете посидеть с ним, если хотите.
— Да, — немедленно сказала я. — Нам бы этого хотелось.
Я не могла не заметить, что рука Твитча была такой же липкой, как и у меня. Сжав челюсть, он кивнул, и его приятный, как виски, голос прозвучал слишком хрипло, на мой вкус.
— Показывайте дорогу.
И как будто весь мир был против того, чтобы мы были с нашим сыном, голос, раздавшийся сзади, остановил нас резким:
— Антонио Фалько. — Мы оба обернулись и увидели сержанта Габриэля Бланко с напряженным выражением лица, и оно было сосредоточено исключительно на Тони. Когда он заговорил снова, он не стал утруждать себя любезностями. — Мне нужно, чтобы ты пошел со мной.
Твитч оглядел мужчину с ног до головы. Его тон был скучающим, когда он ответил:
— Зачем?
— Женщина мертва. Мне нужно заявление.
Гейб, человек, с которым я пила кофе дюжину раз, человек, который утешал меня в отсутствие моего сына, смотрел на моего мужа так, как будто тот был куском дерьма. И, хоть убей, я ничего не могла с собой поделать.
Я высвободила свою руку из руки Твитча и скользнула перед ним, человеческая баррикада. Мои глаза были полны ярости, я проигнорировала отрывистое биение своего сердца и шагнула к сержанту.
— Это чудовище отравило моего сына, Гейб. Она отравила его, и я не знаю, очнется ли он. — Мой голос был обманчиво спокоен, пока я тщетно пыталась выровнять дыхание. Мои руки дрожали, когда я выдавила из себя эти слова. — Хочешь заявление? Ладно. Я дам одно. — Глядя Габриэлю Бланко в глаза, я не заикнулась, когда позволила обвинению вылететь. — У вас есть все ресурсы мира, и вы не смогли сделать за несколько дней то, что моя семья сделала за одну ночь. Сегодня из всех ночей. — Я слегка покачала головой. — Позор тебе, сержант Бланко.
Прошла минута молчания, и чем дольше длился этот момент, тем отчетливее я видела, как Гейб Бланко задавал себе вопросы. И я была рада этому.
Снова взяв Твитча за руку, я посмотрела на Гейба, но обратилась к своему мужчине.
— Ну же, милый. — Мой голос был тусклым и безжизненным. — Мы должны быть там, когда
