к Зорге, который находился тогда в постели, чтобы поговорить о нашей тайной работе. Когда я пришел, они с Вукеличем выпивали, и я присоединился к ним, открыв бутылку саке, которую принес с собой. Атмосфера была тяжелой, и Зорге мрачно сказал – как если бы наша судьба была предрешена: “Ни Джо, ни Отто не явились на встречу. Должно быть, их арестовала полиция”». Так Клаузен узнал, что «Джо» – это Мияги, а «Отто» – Одзаки.
Десятью днями раньше свалившийся с болезнью Зорге продиктовал Клаузену большое и важное сообщение о ходе японо-американских переговоров, основанное на совершенно секретной информации от Одзаки. По неизвестной причине радист не передал его в Центр, но и не уничтожил – оно было изъято при обыске полицией. 8 октября, едва живой, он встретился с Этой Харих-Шнайдер, и снова свалился. На следующий день, не вставая с постели и страдая от жара, Зорге признался Вукеличу: «…что он хотел бы вернуться в Москву, если ему разрешат. Однако там он чувствовал бы себя одиноко, поскольку в Москве не осталось никого из прежней “ленинской группы”. Вернувшись, он стал бы ее последним членом. Он сказал также, что именно пребывание в Японии спасло его от превращения в жертву чисток». Вукелич был шокирован этим признанием – ничего подобного он никогда не слышал и не ожидал услышать от своего шефа.
10 октября советский разведчик Виктор Зайцев приехал прямо в офис Клаузена в районе Симбаси, где передал радисту 500 долларов на переезд в Австралию Эдит Вукелич и забрал карту токийского района противовоздушной обороны, раздобытую Мияги, а на следующий день больного Зорге навестил у него дома посол Отт: они обсудили нарастающее обострение отношений между Японией и Соединенными Штатами.
15 октября Зорге стало лучше, к нему заежал Клаузен, который получил новое письмо для отправки в Москву:
«С чувством глубокого сопереживания мы следим за героической борьбой вашей страны с Белыми [Германией] и очень сожалеем, что находимся в месте, где не можем принести никакой пользы.
Фриц и Викс [Клаузен и Зорге] хотели бы узнать, следует ли им возвращаться домой или следовать к Белым для начала новой работы. Фриц и Викс понимают, что оба эти перемещения крайне трудны в нынешних обстоятельствах, однако мы знакомы со своей работой и верим, что можем пригодиться, либо пересекши границу и служа непосредственно под вашим руководством, либо проследовав в Германию и занявшись новой работой»[593].
Это довольно странное сообщение с новыми псевдонимами, написанное то в третьем, то в первом лице, Клаузен не отправил. Вскоре пришла новость о падении кабинета Коноэ, и резидент счел, что будет правильно заняться освещением более насущных проблем, чем спасение собственной жизни. Листок с текстом был обнаружен полицией при обыске дома Зорге.
За день до ареста они снова встретились – мрачные и встревоженные внезапным исчезновением Одзаки. Вечером в доме Зорге к ним присоедился Вукелич. Они обсудили тревожные новости из Советского Союза: германские войска вот-вот войдут в Москву, пала Одесса, Ленинград держится из последних сил. Разведчики попытались вернуться к теме отъезда из Японии, но скоро стало понятно, что сделать это будет непросто: Острова оказались в кольце блокады. Клаузен покинул дом первым.
Выходя, радист столкнулся с полицейскими. Они и раньше следили за ним, но обычно старались не делать этого столь нарочито. Утром следующего дня – 18 октября один из них вошел в дом Макса и сразу проследовал в спальню со словами: «Мы бы хотели, чтобы вы отправились с нами в полицейский участок, чтобы ответить на некоторые вопросы об автоаварии, в которую вы недавно попали». Клаузен все понял: «Вспоминая все, что я слышал накануне вечером, я предчувствовал, что раскручивается нечто более серьезное, чем простая автоавария. Я торопливо позавтракал и рассеянно собирался, не способный ясно мыслить, и ушел из дома в сопровождении полицейских. На улице ждала машина, в которой сидели двое в штатском. Когда машина двинулась, но не в участок Ториидзака, а в другом направлении, я предоставил себя судьбе. Меня доставили в полицейский участок Мита»[594]. Оттуда той же ночью Клаузена перевезли в токийскую следственную тюрьму Сугамо.
Рихарду Зорге позавтракать не дали. Арестом руководил детектив Охаси из токко, прибывший в участок Ториидзака в то же утро к пяти часам. Полицейские уже были готовы начать действовать, но перед домом Зорге стояла машина с германскими дипломатическими номерами – руководитель немецкого агентства новостей (у Голякова он «японский корреспондент “Дойче альгемайне цайтунг”») Вильгельм Шульце (Шульц) в этот ранний час записывал экспертное мнение более опытного коллеги по поводу отставки кабинета Коноэ. Представитель токийской городской прокуратуры Ёсикава Мицусада, курировавший действия следственной бригады, решил не рисковать и подождать, пока автомобиль уедет. В 6 часов 30 минут, как только машина Шульце скрылась за поворотом, детектив Охаси громко закричал: «Мы пришли по поводу недавней аварии с вашим мотоциклом!» Зорге открыл дверь, и опергруппа ворвалась в дом. Журналиста, как он был, в пижаме и шлепанцах, невзирая на его крики протеста, выволокли из дома и втолкнули в машину, чтобы через минуту высадить из нее у полицейского участка. Но и здесь арестованный не задержался – его отправили в тюрьму Сугамо.
Прокурор Ёсикава позже рассказывал: «Мы опасались, что Зорге будет стрелять в нас из пистолета. Несколько дней мы вели наблюдение за его домом. В то утро его посетил представитель германского посольства. После того, как этот человек вышел от Зорге, мы вошли в дом и арестовали его»[595].
В полицейском участке, прямо напротив дома, Ёсикава официально представился Зорге и объявил, что тот арестован по подозрению в шпионской деятельноси и нарушении Закона о сохранении мира. Позже Ёсикава постарался воспроизвести состоявшийся диалог на повышенных тонах (свои фразы он предварительно разучил на немецком, ожидая стандартных ответов на поставленные вопросы):
«– Это нелепость! Я корреспондент “Франкфуртер цайтунг”. Моя работа состоит в написании статей для газеты, что совершенно законно. Более того, я сотрудник информационного отдела германского посольства и член нацистской партии!
– И вы не виновны в шпионаже на Коминтерн?
– Нет! Я нацист! Я настаиваю, чтобы вы немедленно позвонили послу Отту!»[596].
Зорге отвели в камеру, раздели и обыскали. Одновременно шел обыск его дома. Сохранился перечень найденных там вещей (более того, в Японии сохранились и некоторые из них!): «…три фотоаппарата, одну фотокамеру с необходимыми принадлежностями, три фотолинзы (одна из которых телескопическая), фотопринадлежности, черный кожаный бумажник с 1782 долларами, шестнадцать записных книжек с подробностями связей с агентами и финансовыми расчетами, партбилет члена нацистской партии на имя Зорге и список членов партии, проживающих в Японии, Германский статистический ежегодник в двух томах (источник шифровальных таблиц), семистраничный отчет и
