Тебе, как обычно, не нужно ничего говорить, — усмехнулась она. — Я же знаю, что ты не умеешь.
Он поднял на нее свои похожие на звезды глаза.
— Я знаю итальянский, Фенхель. Ты говорила, что тебе этого достаточно.
Она кивнула, и он стал шепотом читать лежавшему у нее на груди ребенку последнюю строфу из «Божественной комедии», из описания рая, прямо в крохотное ушко — ту самую, где говорится о любви, что движет солнце и светила.
В последние недели беременности она временами спрашивала себя, может ли мужчина, с которым отец никогда не бывал нежен, научиться быть нежным по отношению к своему сыну. Франческа была Франческой, она просто брала принадлежащее ей по праву, но ее новорожденному ребенку придется брать то, что дадут.
Можно было не переживать. Он показал ей свои ладони, которые вдруг показались ей не узкими, а огромными, и робко поглядел на нее. Она взяла их и положила на голову их сына.
Энтони осторожно держал крохотную головку. Мизинец поигрывал пепельно-русой прядью на детском лобике.
— Я думаю, что ее следовало бы назвать Фенхель, — произнес он, — но она же мальчик.
— И как же ты хочешь назвать его? — Она хотела предложить ему имя Бенедикт, надеясь, что его это обрадует.
— Что за вопрос, — удивился он. — Я знаю лишь два достаточно красивых имени, а Фенхель его назвать нельзя.
Зачем память подбросила ей это? Зачем подкидывает воспоминания о тех светлых днях? Сможет ли она однажды рассказать об этом детям? Может быть, это немного утешит их? А пока нужно подумать, что с ними будет. Дом принадлежит им, если не отберут, но сможет ли она здесь оставаться? Если верить Люку, денег достаточно, и он собирался продолжать работать над галеасами Энтони.
— Он нарисовал так много чертежей и столько лет позволял мне работать вместе с ним. Я сделаю все возможное, — заявил юноша.
В этом она не сомневалась. Только в собственных силах, иссякавших, словно песок в часах. Она стала собирать вещи. Возможно, она была обязана попытаться справиться самостоятельно, возможно, должна была доказать гордость, а возможно, было дурно бежать к мужчине, которого она обидела и оттолкнула. Но между ней и Сильвестром подобные размышления были ни к чему.
— Мне все равно, — говорил он, да и ей тоже было безразлично. Она должна была дать детям жизнь, и если она намерена справиться с этим долгом, то есть только одно место, куда она могла пойти.
Фенелла хотела взять лишь самое необходимое, хотела уйти как можно скорее. Каждое прикосновение, каждый шаг в этом доме причиняли боль. Неужели она не замечала, насколько этот дом стал ее домом на протяжении трех последних лет, где из каждого угла на нее смотрели тревога и забота? Рядом с камином лежали щепки с яблони, которые принес Энтони, чтобы в комнате приятно пахло. Под окном стоял стульчик, который он сделал, чтобы Франческа могла стоять на нем и смотреть в окно, если в плохую погоду ее не выпускали на улицу. На стенке колыбельки он вырезал изображение корабля и имя их сына. Она недоверчиво провела по ним ладонью — настолько красивой казалась ей резьба.
— Я и не знала, что ты так умеешь.
— Да брось, у меня прямо руки чешутся, когда есть возможность поработать с деревом. — Лицо его приобрело выражение, которое Сильвестр называл «краснением внутри». — Я боялся, что получу за то, что порчу мебель своими рисунками. А ничего другого я рисовать не умею.
— А ты пробовал?
Он спрятал голову под руками.
— Отвечать обязательно, Фенхель?
Чтобы в доме было светлее, он сделал еще два окна и рассказал, что в каюте плотника на «Мэри Роуз» тоже делает окно, потому что плотникам нужен свет для работы.
— Разве это не опасно? — удивилась она. — Вырезать окно в корпусе корабля?
— Если я буду еще и болтать об этом, то у меня появятся неприятности из-за такого высокомерия.
— Не трусить перед лицом врага. Про твое высокомерие я знаю вот уже тридцать лет.
— Просто нужно сделать его правильно, — прошептал он ей на ухо и поцеловал. — Как с вашей церковью. Не просто делать дырки в старой, а строить окна для нового.
«Почему, почему, почему?» — ревело все у нее внутри, и женщина была вынуждена сесть на пол прямо посреди комнаты, не в силах совладать со жгучей болью в душе. Она считала его таким умным, таким зрелым и рассудительным, она думала, что он сделал то, что объяснял ей сэр Джеймс: переступил границу, потерял себя и снова обрел, заплатил за ошибку и сделал из нее выводы. «Мы потеряли Сильвестра, и цена была непомерно высока — почему эта высокая цена в итоге оказалась ненужной?»
Франческа, сидевшая за столом и поедавшая овсянку, вскочила со стула и подошла к ней. Вместо того чтобы обнять ее, она села рядом.
— Мой отец — дьявол? — спросила она.
— Нет, Франческа, конечно нет. Кто тебе такое сказал?
— Миссис Кэт из булочной.
Фенелла застонала. Все начиналось заново, и на этот раз зацепило детей.
— Миссис Кэт — просто глупая гусыня, — заявила она. — А твой отец не дьявол, а болен.
— Он скоро поправится? — спросила Франческа.
Фенелла обняла ее.
— Нет, милая, не думаю. Я думаю, он не поправится никогда.
— Тогда лучше бы он был дьяволом, — заявила Франческа. — Пусть будет дьяволом и вернется ко мне.
«Нужно уходить отсюда, — подумала Фенелла. — Пока я не сломалась, нужно перебираться в Саттон-холл».
Сильвестр потерял отца. Они будут держаться друг за друга, чтобы никто из них не рухнул в бездну.
В тот вечер, когда она загрузила повозку, чтобы утром уехать, Люк взбежал по дорожке к дому, разбрасывая во все стороны талый снег.
— Он возвращается домой! — ликовал он. — Они не смогли доказать его вину и отпустили!
— Минуточку, — перебила его Фенелла. — Подожди здесь. — Она отнесла в дом Франческу и маленького Сильвестра, велела служанке держать их у себя, как бы ни бесилась Франческа. Затем вернулась к Люку.
— Как это возможно? Он был в доке один с Робертом Маллахом. Маллах хотел отнять его корабль, и он столкнул его в док, как Ральфа Флетчера. Они схватили Энтони на дороге, когда он среди ночи пытался бежать в Лондон, что им еще нужно, чтобы доказать его вину?
Люк пожал плечами.
— Сейчас война, — произнес он. — Король хочет иметь свои галеасы. Да какая разница? Важно только, что он жив и возвращается домой.
— Люк, он убил человека! — прикрикнула она на него. — А тебя не для того воспитывали в Саттон-холле, чтобы ты считал, что это неважно.
— Маллах забрал «Мэри Роуз», несмотря на то, что еще не была произведена перетяжка палубы и не уменьшены надстройки.
— Это не повод убивать человека! — одернула она его. «Нужно уходить отсюда со всеми тремя, пока не вернулся Энтони, — сказала она себе. — Он уже заразил Люка и Франческу своими больными мыслями, он их отравляет!»
