Молчаливый гость качнул капюшоном, приставил к стене дорожный посох и выплыл на середину комнаты, на ходу стягивая с плеча заветную торбу с драгоценным грузом… «Имперские Стати… вот оно, христианское будущее России, ключи к новой эпохе крещеных богатырей», — тихо подумал Данька, привставая из-за стола…
Кратко взвизгнула Бустя.
Треснула выбитая дверь! Легкий топорик сам собой прыгнул из-под крыши в Данькину ладонь — выражение его лица почти не изменилось, когда, попирая половицы щегольскими сапогами из грубой кожи сосредоточенно-черного цвета, оставляя по полу отчетливые влажные следы, с высокого порога на середину комнаты вышагнул коренастый молодой человек в опрятной и тесно подпоясанной рубахе такого же угольно-черного цвета с длинными засученными рукавами. Человек был белобрыс и острижен весьма коротко — отчего крупные уши по сторонам курносого лица с покатым лбом казались до невозможности оттопыренными. Судя по выражению светло-голубых арийских глаз, незнакомец знал об этом свойстве своей внешности и, очевидно, гордился тщательно отточенным имиджем молодого синеглазого бультерьера. Ассоциации с боевой породой терьеров подчеркивали умело подобранные аксессуары — толстый кожаный ошейник на раскормленной шее, а также боевая палица, болтавшаяся у пояса на серебряной цепи и весьма напоминавшая по форме своей берцовую кость крупного животного. Заметив эту кость, Данила ухмыльнулся. «Просто цирк какой-то», — решил он.
Дворянин Белая Палица — а это мог быть только он — сделал еще шаг, повернулся на каблуках и устало посмотрел на топорик в Данькиной ладони. «Господи, что за коротышка! Ростом не выше моей Бусти», — подумал Данила — и понял, что Палица заметил улыбку в его глазах.
— Положи топор на стол, Данэил Казарин сын Мокиев, — проговорил бультерьер, прикрывая глаза рыжими ресницами и медлительно закладывая руки за спину. — Меня зовут Белая Палица. Сие означает, что ты проигрался, избранный из воинов. Ловчая потеха закончена: итильский львенок загнан в тесную норку… Добрый песик сыскал его, ха-ха!
— Рад видеть тебя, славный дворянин! — Данила аккуратно положил топор на край столешницы. — Добро пожаловать: для начала истоплю тебе баньку, налью меда. А потом и побеседуем.
— Отнюдь не будем беседовать! — расхохотался Палица, раскачиваясь на каблуках. — Подавно все знаемо, без разговоров… Избранный из воинов Данэил ловко разыгрывает ссору среди коганых витязей в Малковом починке. Хитро замыслено! Потом убивает жинку Михайлы Потыка, впоследствии обманывает его самого, назвавшись морамским ковалем Данькой, — и вот он здесь, в избушке: готов принять стати у греческого гостя! Любо-дорого позавидовать.
— Ты прости меня, любезный гостюшко… — Данила нахмурился. — Изволь к столу присесть да отведать нашего угощенья — не обижай хозяина!
Вместо ответа Палица прыгнул, быстро дернул рукой — и выхватил у неподвижного Колокира его торбу со Статями! Слишком поздно Данька вскочил с лавки — бультерьер, гордо потрясая узелком в воздухе, аж затанцевал на каблуках по доскам!
— Вот лучшее угощенье! — торжествующе воскликнул он, оскалившись в улыбке. — Волшебные обереги Царьграда достанутся не крещеному Потыку и не коганому Данэилу — а скромному язычнику Белой Палице! Чудо как хорошо. Старушка Мокошь похвалит меня, горького батрака на жатве Стрибоговой…
Данька почувствовал, как под ребрами начинает жечь от злости. Несколько мгновений он еще наблюдал за танцующим на задних лапах терьером, а потом просто кивнул головой Потапу. Косолапый приятель давно уже просунул морду в дверь и следил за невежливым гостем, терпеливо сглатывая вязкую слюну. Теперь, получив разрешение хозяина, он обнажил в несдержанной улыбке два ряда шестидюймовых клыков и подступил к Палице со спины.
Надо сказать, Потап сработал качественно: когда черная фигурка нахального посетителя скрылась в мохнатых объятьях, дорожная сума путника с волшебными имперскими гостинцами осталась лежать на полу, будучи обронена жертвой в пылу кратковременной схватки с медведем. Сухо хрустнули кости сдавленного Палицы — и его покореженное тело вылетело в распахнутую дверь: пронеслось в воздухе над затихшей вербовой порослью и шумно рухнуло с обрыва в свежую озерную воду.
— Дело бывает — и дворяне летают, — грустно подытожил Данила, протягивая руку к горшку с медом, чтобы налить немного сгорбленному греческому посланцу, затихшему у стены. Данька не успел коснуться глиняного сосуда — избушка содрогнулась от треска и молодецкого свиста! Это в атаку пошли дружинники Белой Палицы. Они прятались на крыше и под окнами, ожидая команды начальника — а после внезапного низвержения начальника в озеро разом набросились на бедного Даньку, на растерявшегося Потапа и визжащую Бустю: сверху, проваливая сапогами соломенную крышу, посыпались незнакомцы в одинаковых черных рубахах… Засмотревшись на пару заляпанных глиной сапог, неожиданно провисших над столом и заколебавшихся у самого носа (обладатель сапог хотел спрыгнуть прямо на Данилу, но неловко застрял в бревнах потолка), Данька на миг потерял бдительность и пропустил жестокий удар рукоятью меча в затылок. Последнее, что он увидел, медленно заваливаясь под стол, — это три или четыре арбалетных жала, единовременно просунувшиеся в тесное оконце лесной баньки, а чуть ниже, под подоконником — кубарем покатившееся тело боевика в черной сорочке со следами когтистой медвежьей лапы на окровавленном боку.
…Прежде чем открыть глаза, Данька беззвучно выплюнул набившийся в рот мусор и пошевелил стянутыми за спину руками, определяя, насколько тесно они скручены веревками. Он лежал на полу лицом вниз, ощущая, как в поясницу упирается чья-то жесткая ступня с квадратным каблуком: приподняв голову, Данька различил рядом на полу неподвижную тушу медведя. Еще несколько черных теней с обнаженными мечами в руках сновали вокруг, изредка спотыкаясь о Данькины ноги.
— Твоя правда! Данэил заслужил жестокую казнь. Надобно скорее прикончить коганого пса, — услышал он знакомый девичий смех: рыжая сестрица сидела на скамье рядом с Белой Палицей, бережно вытирая полотенцем его влажное лицо. — Однако не будем торопиться: ведь нужно сперва допросить его, правда? Ведь правда?
«Действительно, не будем торопиться», — согласился про себя Данька. Стараясь не шевелиться, он скосил глаза в противоположный угол: там рослый дружинник едва сдерживал в холодных кольчужных объятьях визжащую от злости Бустю: мотая зареванным красным личиком, девчонка царапалась и кусалась как звереныш. «У ребенка сильный характер», — Данька даже улыбнулся треснувшими кровоточащими губами.
— Что ж… рад видеть тебя в наших краях, любезный Колокир! — донесся слегка раздраженный голос Белой Палицы. Дворянин поднялся с лавки — теперь он был обнажен по пояс, с мокрых штанов на пол стекала озерная влага. Сделав шаг в направлении неподвижного странника, он картинно поклонился ему в землю, брякнув по полу костяшками пальцев на руке.
Горбатая фигура карлика в дорожном плаще у дальней стены даже не шевельнулась в ответ.
— Пришло время посмотреть, что за гостинцы ты принес из Царьграда… — усмехнулся Палица и, нагнувшись, поднял с пола узелок со Статями. — Царский Жезл имперского Орла и Держава Креста… Весьма прелюбопытно взглянуть на ваши заморские сокровища. Мы, лесные варвары, очень любим подобные погремушки!
