чьи однополые связи носят транзиторный или заместительный характер. Другое дело, когда гомосексуальность либо является “ядерной”, либо граничит с гомосексуальным полюсом на шкале Кинси. Многие из “ядерных” геев отрицают собственную гомосексуальную идентичность, признаваясь в то же время в девиантном характере своих однополых связей, предпочтений и фантазий. Подобные парадоксы высвечивают психологическую защиту по типу отвержения собственной принадлежности к сексуальному меньшинству. Этим же объясняется и стремление многих геев реализовать гетеросексуальную связь вопреки отсутствию у них влечения к женщинам.
Всё это — показатель господства в нашем мышлении и поведении вековых гомофобных традиций, доведенных до крайности в годы тоталитарного режима. Отравляя общественное сознание и усваиваясь самими гомосексуалами (в форме интернализованной гомофобии), гетеросексизм обрекает одних на ненависть к тем, кто чувствует иначе, чем большинство, а других — на невротическое развитие, порождённое беспочвенными самообвинениями. Ведь как бы “ядерный” гомосексуал ни осуждал характер собственной ориентации, он не способен стать гетеросексуалом. Дело в том, что эмоциональные, поведенческие и порой даже телесные особенности “ядерных” гомосексуалов имеют не столько приобретённый, сколько врождённый характер, сложившийся в ходе половой дифференциации головного мозга плода в утробе матери. К примеру, они чаще всего совершенно равнодушны к гетеросексуальной эротике. “Я заметил, что само слово “женщина” действовало на моих товарищей возбуждающе, — делится своими отроческими воспоминаниями японский писатель Юкио Мисима. — По краске, заливавшей их лица, я догадывался, когда именно они произносили его мысленно. Однако для меня слово “женщина” звучало не более соблазнительно, чем “карандаш”, “автомобиль” или “метла”. Во время беседы я иногда попадал впросак и чувствовал, что говорю со сверстниками на разных языках”.
Живучесть гомофобных предрассудков объясняется не только догмами гетеросексизма, но и существенной разницей в восприятии мира гомо–, би- и гетеросексуалами, их извечным взаимным недопониманием. Общество же в течение веков позволяло себе игнорировать проблему гомосексуальности. Сексуальная революция наглядно продемонстрировала её важность и неотложность. Это особенно очевидно в условиях эпидемии СПИДа, угрожающей самому существованию человечества.
Западные геи добились принятия существенных мер в борьбе с гомофобными предрассудками и дискриминацией сексуальных меньшинств. Это пошло на пользу не только им, но и обществу в целом. Так, люди искусства получили возможность гораздо большего, чем прежде, выбора тем и творческих приёмов. Теннесси Уильямс, например, ввёл гомосексуальную тематику в одну из своих лучших пьес “Французский квартал”, но сделал это таким образом, что она не раздражает гетеросексуального зрителя. Что же касается его мемуаров, то они обращены преимущественно к гомосексуальному читателю. Фильмы Лукино Висконти и Дерека Джармена, книги “голубых” поэтов и писателей сделали западных интеллигентов и простых обывателей более терпимыми к однополым отношениям и чувствам.
В России дело обстоит намного хуже. Отечественные геи избегают “высовываться” и отстаивать свою “геевскую идентичность”, то есть право быть самими собой. Они панически боятся активных выступлений за свои права, подобных тем, что сотрясали Америку в шестидесятые годы. «“Мои добрые друзья знают, что я гей, но это моё личное дело. Мне незачем рассказывать каждому, что мне нравиться спать с мужчинами”, — сказал один петербургский “голубой” интеллигент американскому журналисту. А другой добавил: “Я не хочу принадлежать ни к какой субкультуре. Я знаю, что это модно на Западе, но из того, что я предпочитаю спать преимущественно с мужчинами–геями, не вытекает, что я хочу общаться в первую очередь с ними же». Игорь Кон (1998), цитируя американского журналиста, добавляет: “И даже тем, чей круг общения почти исключительно гомосексуален, мысль о какой–то институционализации этого положения вещей представляется вполне нелепой. Принципиально нынешний расклад всех устраивает: минимум геевской инфраструктуры (бары, дискотеки, журналы и т. п.), а всё остальное общение — чисто приватным образом”.
Американский журналист, беседовавший с русскими геями, скоре всего, вёл свои записи не без иронии. Ему–то доподлинно известно, что преданность гомосексуалов геевской субкультуре в США объясняется не пристрастием их к некой моде. Геи дорожат тем, что было добыто в ходе нелёгкой борьбы. Если бы все “голубые” американцы чурались того, что способно выдать их сексуальную ориентацию, они были бы бесправны по–прежнему. Именно благодаря их активной социальной позиции новый “Стоунуолл” или погром, подобный учинённому в московском гей–клубе, в США наших дней практически невозможны.
Российским геям, по крайней мере, самым ответственным из них, всё же придётся выйти из тени для организации сопротивления нарастающей гомофобии. Достаточно напомнить об экстремистских гомофобных подстрекательствах Новохатского в журнале “Русский дом”, о настойчивых попытках протащить через Государственную Думу антигомосексуальные законы, а также учесть, что милицейские облавы на гей–клубы могут повториться не только по наущению конкурентов, как это случалось ранее, а по заданию иных, более опасных кругов. Без сопротивления на всех уровнях, от бытового до законодательного, поражение сексменьшинств станет неизбежным. Это приведёт к исчезновению всей уже созданной геевской инфраструктуры, какой бы минимальной она ни была. Мало того, может быть восстановлен и позорный закон о мужеложстве.
Вправе ли депутаты Думы и представители властей нагнетать гомофобные страсти в стране, население которой и без того презирает и шельмует своих гомосексуальных сограждан? Бесполезно и незаконно всем без исключения навязывать гетеросексуальную ориентацию. Обществу придётся позаботиться о том, чтобы у всех сограждан вне зависимости от типа их полового влечения были равные возможности для полноценной самореализации. (Разумеется, речь идёт не об уголовно наказуемых парафилиях). Гомофобную дискриминацию и пропаганду, обрекающую геев на невротическое развитие, необходимо свести к минимуму. В рамках цивилизованного общества это достигается демократическим законодательством, общественным просвещением и хорошо продуманным школьным воспитанием. Идеальным представляется такое положение дел, когда государство и общество перестанут заглядывать в постели гомосексуалов, а те добьются максимальной адаптации к культуре гетеросексуального большинства. От этого выиграют все: общество избавится от досадных раздоров и противоречий, а врачи порадуются снижению числа невротиков.
Геи кровно заинтересованы в том, чтобы осознать и победить беды, сопутствующие как тень однополому влечению: интернализованную гомофобию и гомосексуальную тревогу; комплекс неполноценности в сочетании с невротической убеждённостью в собственной исключительности; склонность к самоизоляции с сектантским уходом в узкий круг себе подобных; навязчивую погоню за сексом, оторванным от любви. Глубинные психологические процессы, лежащие в основе однополого влечения, так же, как и внутриличностные конфликты, связанные с неприятием собственной гомосексуальности — всё это затрудняет для геев самостоятельное решение их проблем. Один из парадоксов гомосексуальности состоит в том, что лишь в ходе анализа собственных неосознанных установок, возможного только с помощью врача–сексолога, юноша или девушка, принадлежащие к сексуальному меньшинству, способны сделать подлинно собственный выбор своей судьбы.
В тех нередких случаях, когда нетрадиционная сексуальность стала причиной невроза, встаёт вопрос о его лечении. Если человек не хочет мириться с собственной инверсией, настаивая на конверсии полового влечения, необходимо