упал и стал искать посторонней помощи, чтобы подняться, поскольку сделать это самостоятельно мужчина был уже не в состоянии.
Так прошла неделя, потом другая. Света, несколько удивлённая поведением отца, на работе ни во что не вмешивалась и ни о чём не расспрашивала, ожидая его скорого возвращения. Впрочем, многое осилить она и не могла. Иногда он наведывался в город, но по посторонним, житейским делам, которые вели за него другие: продажа квартиры, обустройство дома, разбивка парка – Геннадий Аркадьевич рассматривал чужие предложения и выбирал на свой вкус, не вмешиваясь в процесс. Виделся с сыном, виделся с Женей, которые советами и участием направляли его в некоторых предпочтениях, но ничего касательно работы между ними не обсуждалось, ведь они были бесконечно далеки от его дел.
В другом состоянии пребывал Аркадий. Раз зароненное сомнение в незрелом уме даёт многообразные всходы, частенько остающиеся неосознанными. Он переживал неспокойную пору, что казалось справедливым не только относительно его внутреннего состояния, течение жизни в целом давало сбой. Просчёты и недоделки на работе, бытовые затруднения, не вовремя оплаченные счета, не купленные в магазине продукты приводили молодого человека в состояние мелкого отчаяния, которое сказывалось и на отношениях с людьми. Аркадий стал резче в общении с родными и коллегами, и если первые вполне могли с этим мириться, то последние начали искоса на него поглядывать. С Женей тоже не складывалось, что делало парня ещё более неуверенным в себе, теребило внутренней тревогой и в конечном итоге по спирали отдаляло молодых людей друг от друга. После их ночного разговора, который полунарочно, полунечаянно подслушал Геннадий Аркадьевич, он всё ещё не уверился в её готовности выйти за него замуж. По неопытности Аркадий отвергал внешние условия, своё материальное состояние, её скромные перспективы, и полагался лишь на чувства, однако Женя не давала ему заверения в своих, а почему, пусть останется на её совести. Но главным, конечно, являлся внутренний дискомфорт, лишь со следствиями, но не причиной которого молодой человек пытался бороться.
Наследие
О доме, где он жил, надо сказать особо. В своё время квартиры в нём не покупались, а предоставлялись людям, добившимся в советском обществе определённых успехов, например, как Аркадий Иванович. Однако со временем так или иначе выдающихся предков стали заменять менее выдающиеся потомки, внуки которых зачастую либо продавали доставшееся им по наследству дорогое жильё, либо вели откровенно паразитический образ жизни, сдавая его полностью или частично внаём или запуская донельзя, как и собственную жизнь. Пусть таких было меньшинство, однако особая атмосфера интеллигентности и уверенности в собственных силах казалась давно потерянной, ныне дом представлял собой нечто наподобие коллективной ночлежки с различными по удобству номерами.
Аркадий не раз становился свидетелем криков и разбирательств то за стеной, то на лестничной площадке, но одна сцена у подъезда, надо сказать, вполне рядовая, потрясла молодого человека прежде всего тем, что он оказался вынужден столкнуться с подобным в своей жизни лицом к лицу, а не просто смотреть со стороны на повседневность интеллектуального большинства. В тёплый майский вечер выходного дня они с Женей спустились на улицу, чтобы пойти поужинать в ресторан. Он, как всегда, заехал за ней, после чего планировал напрямую отправиться в выбранное заведение, но забыл бумажник (в последнее время стал рассеян), и им пришлось сделать небольшой крюк. Девушка решила подняться в квартиру, поскольку ей приспичило. До желанного места оказалось недалеко, молодые люди столковались пройтись пешком, ожидая приятную городскую прогулку по немногим оставшимся в Москве историческим улицам. Однако на выходе из подъезда буквально через несколько минут перед глазами пары предстало безобразное зрелище: в жиденькой толпе соседей, одетых по-домашнему, кто во что горазд, по одну сторону дорожки на лавочке сидела некрасивая полная молодая девушка, оттиравшая с лица кровь носовым платком, на другой стояла ещё более полная женщина постарше, нещадно дымившая сигаретой. Опустив глаза, Аркадий и Евгения постарались незаметно просочиться через мизансцену.
– Вы обе неправы, и когда-нибудь поубиваете друг друга, – говорил курящей женщине невысокий лысоватый человек в очках интеллигентной наружности с признаками алкоголизма на лице. – Вы поймите, Маргарита Петровна, это ведь статья, – он сделал многозначительную пауза, но его слова женщину не впечатлили. При пристальном взгляде можно было заметить, что она пьяна.
– Вы, Сергей Семёнович, не указывайте мне, как воспитывать дочь. Либо она будет делать, что я велю, либо пусть катится ко всем чертям. И не смотрите на меня подобным образом, я не лишена жалости, я тоже страдаю.
– Тогда зачем вы кидаетесь в неё бутылками? Тоже из жалости?
– В назидание. Но я, конечно, нынче погорячилась, – и она слегка всхлипнула.
– Вам не её жалко, вам себя в ней жалко, ваших усилий, лицемерный вы человек!
Женщина совсем расклеилась, из её глаз потекли слёзы.
– Думаете, это просто? Растишь, кормишь, поишь, одеваешь, воспитываешь, а она, будто тебе назло, начинает вытворять бог знает что. Бросила институт, учиться не хочет, дни напролёт проводит на Арбате с бомжами, строит из себя богему, говорит «я жить хочу, а ты меня подавляешь». А на что она собирается жить? На подаяние? Таланта ноль, только и надежды, что в фирму устроится. Нет, говорит «не моё».
– Ну что вы, что вы, она ещё молодая, повзрослеет, образумится, вы потом будете ею гордиться.
– Не доживу я до этого, ох, не доживу. Вы думаете, я просто так сегодня на неё накинулась? Увидела в сети фотографии: 20 человек, молодые парни и девушки и она среди них, лежат голыми на клеёнке, вымазались в кале, всё засняли, назвали арт-проектом «Русская деревня» и выложили на всеобщее обозрение. Господи, стыдоба-то какая! Я, актриса московского театра, у меня в партнёрах был сам Барановский, должна такое терпеть от дочери!? – и она вытерла слёзы трясущейся рукой с сигаретой.
Аркадий и Евгения быстро пробежали мимо, испытывая жгучий стыд друг перед другом, но причины его оказались различны: если молодого человека увлекла теоретическая и эстетическая сторона вопроса, то девушка испытывала вполне конкретное беспокойство, что на месте побитой дуры могла очутиться она сама, тоже по глупости, разумеется. Вечер был испорчен, еда не пошла в радость, разговор не клеился, благо, они уже находились на том этапе отношений, когда не испытываешь неловкости от молчания наедине друг с другом. Отвезя Женю домой и оставшись в одиночестве, Аркадий весь вечер был поглощён одной единственной мыслью: «Может, и в моей жизни что-то не так?» – думал он не впервой, сидя в машине, поднимаясь по лестнице через опустевшие пролёты, открывая дверь в квартиру, переодеваясь, развалившись в кресле перед
