не благоволила – вся жирная рыба, обитающая возле берега, скумбрия, сайра и сельдь, оказалась выбита, новые же пути миграции разведать так и не удалось. Раз за разом лодки, отчалившие под покровом темноты, возвращались пустыми. Отчаявшиеся рыбаки не раз пытались вернуть себе расположение Девяти Неведомых, но удача упорно ускользала из их сетей. Они даже отсекли себе топорами мизинцы, сложив их на серебряное блюдо и бросив на рассвете в темные воды залива, по слухам, верный способ заручиться расположением Танивхе, но Отец Холодных Глубин по какой-то причине остался глух к их мольбам. И тогда рыбаки обратились к Тамати, тогда еще не бывшему Копченым.
Пообщавшись с духом Тангароа, отцом моря, и приняв причитающуюся мзду, тот недрогнувшим пальцем наметил на карте маршрут, заверив рыбаков, что следующей же ночью их ждет изобилие. Их сети, долгое время выныривавшие порожними из воды, наконец получат причитающееся им богатство. В ячейках забьется жирный палтус, узкая остроносая севрюга и мощная, с треугольными шипами, белуга. На рассвете их лодки будут нагружены тяжелее, чем китобоец Джеймса Уэдделла[12], возвращающийся после удачной годовой охоты к британским берегам.
Рыбаки впервые за долгое время отчалили от берега с легким сердцем. Они еще не знали, что спустя несколько часов их идущие в глухом тумане рыбацкие баркасы выскочат прямиком на патрулирующую канонерку береговой охраны, которая откроет по ним беглый шрапнельный огонь. Спасаясь от нее, несколько утлых суденышек окажутся размозжены коварными рифами, а уцелевшие рыбаки, чудом добравшиеся до берега, обильно испачкают собственной кровью штыки прочесывающих берег морских пехотинцев Нового Бангора.
Когда они на исходе ночи вернулись домой, их сети и верно были туго набиты, но не тучным палтусом и изысканной белугой. Там, покачиваясь в ячейках, висели мертвые тела их собратьев, утонувших, пронзенных шрапнелью и штыками. За одну ночь артель лишилась почти половины своей численности, а уцелевшие были изранены и лишились лодок.
Поговаривали, Тамати нарочно навел рыбаков на патруль, полицией ему за это была обещана награда. Поговаривали также, никакого злого умысла со стороны старого шамана не водилось, это все было происками Танивхе, разозлившегося на то, что тот дерзнул заручиться чужой помощью. Многое поговаривали о тех событиях в Скрэпси, иные версии Лэйд и не помнил. Совершенно достоверным было лишь то, что именно в то время жилье старого шамана обрело свое нынешнее имя – Хижина Копченого Тамати. Именно там он провел последние дни своего существования, когда уцелевшие рыбаки, распластав его на крючьях, коптили почитателя старых богов, как коптили после удачной охоты истекающую золотистым жиром скумбрию, нежную форель и тающую во рту горбушу. Говорили, когда измученная душа старого шамана вернулась тропой предков к Матери-Земле, его ссохшееся бренное тело, в котором не осталось ни единой капельки влаги, весило едва ли сорок фунтов[13]…
Имена, имена, имена… Эти колючие зловещие имена призраками вставали за каждым переулком, зданием или подворотней.
Нора Слепого Дварда. Тихий Курятник. Хлопальница. Моровая Щель. Заноза. Стылая Дочь. Урупа-Матао[14]. Собачий Храм. Медная Богадельня. Гран-Шатель. Сырая Язва. Комедон. Двор Трех Яблонь.
Мимо всех этих призраков Уилл шел легко, они не тяготили его памяти, как тяготили самого Лэйда. Для него это были просто грязные вонючие дыры, остающиеся где-то на периферии сознания, уродливые, но не связанные с чем-то по-настоящему дрянным и страшным. Просто сторонние, не представляющие интереса тропинки в вымышленном его воображением Эдемском Саду.
Дом Карлет Хиттон, в насмешку прозванный Борделем Святого Бартоломью[15]. Карлет Хиттон, проститутка, была недостаточно хороша, чтоб предложить себя Шипси, пусть и недорого, на ее долю приходились клиенты из Скрэпси – смердящие рыбой, безграмотные, платящие чаще порцией джина или парой картофелин, чем медью. Карлет Хиттон отвечала судьбе той же монетой без чеканки. Когда ей время от времени приходила пора разрешиться от бремени, она удалялась на ближайший пустырь, сжимая ворочающийся окровавленный сверток в одной руке и лопату другой, а возвращалась уже в одиночестве. Несмотря на жизнь в нищете, судьба наделила ее крепким здоровьем – говорят, пустырь был перекопан так тщательно, будто кто-то хотел засадить его турнепсом.
Подобная небрежность к жизни едва ли могла смутить кого-то в ее окружении, но, по всей видимости, какой-то невидимый предел, установленный Новым Бангором, Карлет Хиттон все же пересекла. В очередной раз ее раздавшаяся утроба родила не очередной комок хнычущей плоти, которому в жизни предстояла одна короткая прогулка до пустыря, а большую извивающуюся сколопендру. Следующие роды последовали уже через месяц, в этот раз несчастная мать разродилась живым кальмаром. С того все и началось. Как ни изводила себя Карлет Хиттон, глотая иглы и травя плод уксусом, в скором времени у нее вновь раздувался живот, не позднее чем через месяц ее вновь сотрясали схватки – и Бордель Святого Бартоломью принимал на свет очередных ее отпрысков – огромных пауков, змей, летучих мышей, морских чертей, голотурий, оводов…
Большую часть своего потомства ей удавалось умертвлять, но, как оказалось, не все они были так же беспомощны, как задушенные нею дети. После того, как она три дня не выходила на работу, соседи взломали дверь ее каморки и обнаружили обглоданное тело Карлет Хиттон, облепленное целым выводком гигантских шершней – судя по всему, некоторые ее отпрыски оказались быстрее и жизнеспособнее своей матери…
Паб «Озорная Шилейла[16]». Поглядеть со стороны – дыра дырой, однако знатоки утверждают, что если внутри подмигнуть особенным образом хозяину и стукнуть по стойке шиллингом, на ней почти тотчас образуется пузатая рюмка с коктейлем «Старый Эйсон», распространяющим неземное благоухание. Двух унций этого сказочного зелья достаточно, чтобы сознание на три полных дня погрузилось в безбрежное, не знающее хищников, море, нежась в теплых океанских течениях и скользя меж радужных рифов. На счет рецептуры «Старого Эйсона» среди тех же знатоков ходит много толков – секрет свой владелец «Шилейлы» хранит как зеницу ока. Иные утверждают, что главный его ингредиент – рыбий жир, выдавленный из печени еще живой трески. Другие знатоки готовы поклясться свежими чешуйками на собственной шее, что весь секрет заключен в пирофитовых водорослях, которые вызревают и сушатся особенным образом несколько месяцев. Третьи не говорят ничего, но многозначительно ухмыляются.
Лэйд хоть и не относил себя к знатокам рыбной кухни, секрет знал – не потому, что стремился к этому, но потому, что в свое время оказался втянут в неприятную историю, в которой и «Озорная Шилейла» и ее пойло играли не последнюю роль.
Он доподлинно знал, что ценимый знатоками «Старый Эйсон» разливался из большой двадцатигаллоновой бутыли, стоящей в задней
