спала, с кем встречалась, никого не касается. Главное – отвечай уверенно, без колебаний. Можешь изобразить оскорблённую невинность, ты это умеешь. Ясно?
Леся хмуро кивнула.
– И возьми себя в руки, девочка, – голос Калныньша стал почти ласковым, а это тоже не сулило ничего хорошего, – тебя, видимо, скоро ждут серьёзные дела. Такое нельзя оставлять без последствий… Я должен лично посмотреть в глаза этому змеёнышу. Значит, как, говоришь, его позывной?
– Янычар, – ответила Леся.
Предосторожность Марка была напрасной – Иван не помнил Лесю по Киеву, не помнил именно потому, что считал её всего лишь любовницей Калныньша, непричастной к его деятельности по установлению демократии на постсоветском пространстве.
* * *
Юозас заклеил стёкла – так же, как у соседей, вытер пыль с мебели и вышел из дома.
В ОГА у него было ещё одно неотложное дело – он должен был найти дежурного по сбору средств на нужды ополчения. Это было несложно, и уже через полчаса удивлённый дежурный принял под расписку от ополченца Шульги Ю.С. десять тысяч восемьсот евро, семь тысяч двести тридцать долларов и двенадцать тысяч восемьсот шестьдесят три украинские гривны.
Проклятые деньги перестали жечь карманы Юозаса, он наконец почувствовал свободу от них.
Заглянув к Веронике, он сообщил ей, что жив и здоров. Теперь надо было найти Матвеева – но это было куда сложнее, через пару часов поисков он достоверно выяснил, что Матвеева в Донецке нет, а туда, где он находится, не ходит никакой транспорт.
Вероника посоветовала отцу обратиться к Антону Александровичу, державшему связь со всеми участками фронта. Он был занят, но пообещал отправить Юозаса с ближайшей машиной.
– Зачислить в ряды Народного ополчения Донбасса, – диктовал Советник, – с сохранением воинского звания «лейтенант», присвоенного… кем? Противником? Нет, так не годится, командующий не подпишет, Игорь Иванович щепетилен в таких вопросах – официально Донецкая Народная Республика с США не воюет. Значит, напишем – присвоенного зарубежным государством – Соединёнными Штатами Америки. Вот так будет лучше.
Через полчаса Иван держал в руках удостоверение ополченца ДНР – свой первый в сознательном возрасте русский документ, который взял кончиками пальцев, бережно, как святыню, и долго рассматривал почерк Советника, подпись Стрелкова и самодельную печать…
В этой маленькой корочке была его жизнь, к которой он шёл и стремился, ради которой поставил на карту всё…
В последующие два или три дня Иван усиленно работал над справкой для командующего об участии стран НАТО в событиях на Майдане и в последующих боевых действиях ВСУ против ополчения и мирных граждан. Работал упоённо, забывая про еду и сон, наслаждаясь лишь тем, что его знания могут быть полезны…
Работал и отдыхал он пока здесь же, в кабинете Советника – позаботиться о бытовых удобствах времени не было.
В один из моментов, когда он всё-таки отвлёкся, в кабинет по какому-то вопросу заглянула Вероника, и Антон Александрович перекинулся с ней несколькими фразами.
– Да, кстати, познакомься, – сказал он мимоходом.
– Незабудка, – протянула девушка свою узкую ладонь.
– Янычар, – пожал её руку Иван.
– Что-то я тебя не помню, – сказала она, – ты недавно? Не из местных?
– Я родился в Москве, – ответил он, стараясь не лгать без необходимости, – а в Донецке недавно. Был на другом задании.
…Через несколько дней на пассажирском автобусе в Донецк приехал Фёдор Ермишин с дочерью.
До Ростова-на-Дону они ехали в обычном, раскалившемся от жары плацкартном вагоне, а от Ростова – в полупустом рейсовом автобусе, которые, на удивление всем, продолжали ходить.
В маленьком автобусе с жёсткими сиденьями, кроме Фёдора и Анны, ехало только несколько сосредоточенных мужчин молодого или среднего возраста – будущих добровольцев. Явно гражданские, пожилой мужчина и выглядящая старше своих лет женщина выделялись среди тех, кто в эти дни пересекал последний пункт пропуска с востока на запад. А на восток продолжали тянуться колонны беженцев.
Всего через несколько часов на Южном автовокзале Донецка Фёдор Ермишин обнял своего сына, которого считал потерянным навеки.
В воздухе словно висело что-то странное – третий день не летали украинские самолёты, хотя с Куйбышевского района слышалась канонада артиллерии.
Но Фёдор этого не ощущал. Непрошеные слёзы катились по его щекам, его пальцы ощупывали мускулистые плечи Ивана, обтянутые натовским камуфляжем с наскоро пришитым Вероникой шевроном Новороссии в полевом исполнении, а губы повторяли одну и ту же фразу:
– Как же ты похож на Наташу, сынок… Как же ты похож на Наташу…
* * *
Всё получилось не так, как первоначально предполагал Юозас – примерно через сутки он узнал, что Александра Матвеева вызывают на совещание в столицу Республики.
По личной просьбе Фёдора, переданной через Советника, он захватил с собой в Донецк Артёма Зайцева.
А пока что Фёдор, Анна и Иван сидели в гостинице на окраине города, говорили и никак не могли наговориться и насмотреться на фотографии на экране ноутбука. Ивана интересовало всё, до мелочей – о том, как жила семья эти двадцать лет, как сложилась жизнь сестры и её детей…
– Ты же поедешь с нами в Москву? – спросила Анна.
Иван покачал головой.
– Нет, конечно. Как я могу поехать, я же на войне. Моё место тут, в Донецке. Кроме того, меня и не пропустят через границу. У меня же нет никаких документов. В смысле только американский паспорт с украинской туристической визой. В Россию нужна российская, у меня её нет, получить можно только в Киеве, а это по ту сторону фронта.
– Как же ты будешь жить? – удивилась Анна.
– Я в Донецке, а здесь всё по-другому, – улыбнулся Иван, – здесь документы не главное. По крайней мере, пока война. О том, что будет после войны, я пока не думал. До этого надо дожить. Я думаю, что в ближайшие дни меня всё-таки отправят на фронт, по крайней мере, я уже неоднократно об этом просил.
