место в обществе. И пришло время, когда он смог встать в строй борцов и заполнить брешь, образовавшуюся в тот день, когда Карла Зитара насильно вырвали оттуда. Прекратилось одиночество Яна Зитара, наступил конец всем сомнениям и догадкам, и жизнь стала содержательной, как никогда прежде.
3
Ни для кого на побережье уже не было секретом, что судьба старой усадьбы Зитаров должна решиться в ближайшее время. Трактирщик Мартын и Кланьгис давно делили шкуру неубитого медведя, но, когда старое моряцкое гнездо, наконец, посетили таксаторы и вскоре после этого в газетах появилось объявление о продаже дома с аукциона, даже Эрнест понял, что пришел конец его хозяйничанью.
— Ну, наконец дождались! — радостно сказал Кланьгис жене.
То же самое сказал трактирщик Анне. Полные радостных надежд, оба семейства ждали аукциона. На последней неделе перед торгами не проходило дня, чтобы в Зитарах не появился человек, желающий осмотреть дом. Однако все они уезжали, не сказав ни одного обнадеживающего слова. Поняв, что собственности не удержать в руках, Эрнест пытался выжать из нее все, что можно. Дом был оценен в восемь тысяч латов, такова же была и сумма долга. Если на аукционе не дадут этой суммы, Зитары останутся за банком. Если же Эрнест найдет до торгов покупателя, который заплатит больше, разница останется ему, и трактирщик Мартын с Кланьгисом зря поедут в Ригу. Обширные залежи, истощенные поля и чахлые луга, где зелень молодой травы не могла закрыть желтизны прошлогодней нескошенной отавы, мало прельщали покупателей. Тот, кто теперь купит Зитары, первый год будет без урожая. Настоящих любителей земли эта покупка не могла соблазнить. Оставалась единственная надежда на спекулянтов. Но среди тех, кто приезжал осматривать дом, их, по-видимому, не было. Тогда Эрнест скрепя сердце отправился на мельницу к Кланьгису.
— Не дай меня разорить, — сказал он. — Подбрось тысячу-другую и бери дом.
Но Кланьгис предполагал, что на аукционе он приобретет Зитары дешевле, и не обещал ничего. То же сказал и Мартын.
— Не могу. Делай как знаешь, — ответил он. — Если б ты не был мне должен, я вовсе не ездил бы на аукцион. Теперь земля дешевая — за восемь тысяч можно купить самое лучшее хозяйство.
И вот, наконец, все отправились в Ригу: Мартын и Анна — на своем грузовике, Кланьгис, Эльза и Эрнест — на автобусе. На месте торгов они, к великому изумлению и огорчению, увидели Янку.
— Смотри, и ты здесь!.. — удивился Кланьгис.
— Да, — усмехнулся Янка. — Хочу посмотреть, что вы тут сотворите.
Эльза сразу поинтересовалась, не слышно ли что-нибудь о других конкурентах.
— Никого из чужих, вероятно, не будет, — успокоил ее Янка.
— Слава богу, — вздохнула Эльза. — Пусть лучше Зитары достанутся кому-нибудь из своих, чем чужим.
Трактирщик Мартын поспешил согласиться:
— Только поэтому я и приехал. В таких случаях своим нужно держаться вместе.
До начала аукциона в их беседах проявлялось удивительное единомыслие. Так и казалось, что их привела сюда единственно лишь забота о старинной собственности семьи, а не коммерческие соображения. Ты ли, я ли — главное, чтобы усадьба осталась за своими. Они с радостью готовы были уступить друг другу Зитары и успокаивали Эрнеста: пусть не горюет, будущий владелец усадьбы вспомнит о своем предшественнике, особенно если ему удастся дешево купить Зитары.
— После аукциона пойдем все в ресторан, — сказал Мартын. Это очень успокоило Эрнеста.
Начался аукцион. Уже самое начало рассеяло спокойное настроение родственников, и лица Мартына и Кланьгиса вытянулись: их было не двое! Этот хитрец Янка сидел здесь не зря, а с бесстыдным намерением угрожать своим родственникам в честной торговой сделке. Самым ужасным было то, что никто не знал его настоящих возможностей.
Вначале он только наблюдал за упорной борьбой Кланьгиса и Мартына. Торг начался с восьми тысяч латов, и оба благородных человека были того мнения, что всякий прибавленный лат будет чистым убытком. На восьми тысячах пятистах латах они уже начали колебаться, пожимать плечами и переглядываться с женами.
— Восемь тысяч пятьсот латов — раз… Восемь тысяч пятьсот латов — два и…
Кланьгис уже считал себя почти хозяином. Но в тот момент, когда аукционист поднял молоток для третьего удара, Янка впервые вмешался в торги.
— Девять тысяч.
Эльза нервно усмехнулась. А взгляд Мартына выразил горький упрек: можно ли так шутить в серьезных делах? Дважды ударил молоток, и перед третьим ударом послышался хриплый шепот Кланьгиса:
— Девять тысяч сто.
Затем некоторое время состязались трактирщик с мельником, они прибавляли по пятьдесят, по двадцать пять латов. На девяти тысячах пятистах латах они опять растерялись. Затаив дыхание, на этот раз Мартын ждал третьего удара. И опять его предотвратил спокойный голос Янки:
— Еще пятьсот латов!
Мартын тревожно переглянулся с женой. Кланьгис зашептался с Эльзой.
— Если Янка хочет получить дом себе, пусть он заплатит за него как следует, — шепнула Эльза.
— Только так, — согласился Кланьгис и поспешно крикнул:
— Еще двести латов!
Поняв, в чем дело, и Мартын постарался не отставать.
— Прибавляю сто латов.
За десять минут сумма поднялась до двенадцати тысяч. Последним набавил трактирщик. Янка молчал, когда аукционист возвестил: «Двенадцать тысяч латов — раз!» Он не произнес ничего и тогда, когда молоток вторично стукнул по столу. Мартын вспотел от волнения и почти с мольбой смотрел на Янку. Ну, набавляй же. Почему ты молчишь? Но Янка молчал. И молоток ударил в третий раз. За двенадцать тысяч латов усадьба перешла к трактирщику. Это было, по крайней мере, вдвое больше действительной стоимости.
Мартын заявил:
— Я отказываюсь.
— Тогда вы теряете внесенный залог, — пояснил аукционист.
— Пусть пропадает… — проворчал Мартын. — Лучше потерять сотни, чем тысячи.
Милые родственники в тот день поехали домой в самом мрачном настроении. Все сердились на Янку — этот бесстыдник подложил им свинью. Но Янка остался в Риге и не слышал, какими нелестными эпитетами наделяли его отъезжающие родственники.
Двумя неделями позже назначили новые торги, и усадьба за сумму долга осталась за государственным земельным банком — ни один спекулянт не дал больше.
4
Оглядываясь на свой жизненный путь, Янка видел: он достиг многого, почти всего, о чем когда-то мечтал, и больше любого из Зитаров. И это еще не предел, ведь ему только тридцать лет. Теперь он уже кое-что значил в обществе. Он знал, как это достигнуто, и мог почти смело предвидеть, что будет дальше, неясным оставалось одно — судьба самого дорогого человека; тогда он вспомнил о данном когда-то обещании: навестить на троицу девушку. Этой девушкой была Лаура.
Прошло уже десять троиц, а он так и не выполнил своего обещания.
