двери и люки, заткнули вентиляторы, так что междупалубное пространство с бункерами и машинным отделением превратилось в совершенно изолированную камеру.
В два часа пустили газ. Невидимыми волнами хлынул смертоносный угар, растекаясь по всем ходам и отсекам, медленно, но неудержимо проникая в самые укромные уголки.
Изредка до дезинфекторов из-под палубы доносился царапающий звук, хруст угля и приглушенные стоны, но, занятые работой, они не прислушивались к этим звукам.
— Крысы. Чувствуют, что настал их последний час, и ищут выхода.
Они ошиблись наполовину. Там были и крысы…
Потом все стихло, и вечером, закончив работу, дезинфекционная команда отправилась на берег. На пароходе осталось только двое дежурных.
После такой решительной борьбы с бациллами карантин на третий день кончился. Помещения, подвергшиеся воздействию газа, проветрили, раскрыли настежь иллюминаторы и двери, чтобы сквозняком вынесло остатки смертоносного яда. Когда открыли люки междупалубного пространства, глазам присутствующих представилась необычная картина: повсюду валялись сотни крысиных трупов, странно вздувшихся, и все они лежали, задрав кверху лапки, словно по какому-то неизвестному закону природы перед смертью центр тяжести у них переместился в спину. Тут же у люков лежали семь человеческих трупов — все ничком. Они не лежали вместе, а находились в разных частях междупалубного пространства, у выходов, дверей, люков и вентиляторов. Судя по тому, в каком положении находились их тела, можно было понять, что газ проник к ним, когда они не спали, и что они цеплялись за жизнь до последней минуты, искали выхода, свежего воздуха.
— Трагический случай. Лишнее предостережение любителям приключений…
Напрасно ожидали своих хозяев чайные плантации в далеком Китае.
5
Часть груза пароход получил в Галвестоне, за остальным нужно было отправляться в Балтимор. Выяснилось, что следующим рейсом «Саутэрн Принс» пойдет в Бейрут и Смирну. Отпустят ли его потом на регулярные рейсы линейного плавания или до окончания войны оставят трампом — этого никто не знал. Предприимчивый Яновский уже начал выяснять, какими торговыми делами можно здесь заняться. В скором времени он установил контакт с балтиморскими «портовыми крысами» и узнал, что выгоднее всего возить контрабандой смирнские ковры. Правда, риску было больше, чем на юге, да и нажить можно «только» двести процентов на сумму вложенного капитала, но это все же лучше, чем ходить в рейс пустым и довольствоваться штурманским жалованьем.
Как в Галвестоне, так и в Балтиморе Ингус встретил много латышей. Большинство из них приехало в Соединенные Штаты за последние два года, и в основном это были моряки. Они работали на судостроительных верфях и малярами. На заработок они могли жить безбедно. Некоторые пытались уговорить Ингуса, чтобы он остался на берегу, — в плавании, говорили они, он не заработает и половины того, что получит на каком-либо из балтиморских судостроительных заводов или в артели маляров; возможно, ему удастся даже получить место штурмана на американском пароходе или хорошо оплачиваемую должность в порту. Работы здесь было хоть отбавляй, и не хватало рабочих рук.
Ингусу для этого пришлось бы дезертировать с «Саутэрн Принс», а в военных условиях это означало, что он никогда уже не сможет показаться в Англии, где его ждала Мод. Согласится ли она приехать в Соединенные Штаты? Этот вопрос нужно как следует обдумать: прежде всего, следует узнать, как к этому отнесется Мод, и если она примет его план, тогда в следующий рейс можно и остаться.
В Балтиморе Ингус получил письмо от Мод. Она уже знала о том, что пароход переброшен на другую линию и что его теперь нельзя скоро ждать в Манчестер, но приняла это без особого огорчения: «Что же делать? Приходится мириться с обстоятельствами и привыкать к тому, что в жизни иногда не все получается так, как мы хотим. Мало ли что может случиться? Вы живете на одном краю света, я — на другом, рождество наступает и проходит, идут один за другим новые дни с новыми событиями, за которые вчерашний день не несет ответственности…»
Так писала она. По всему видно, Мод примирилась с мыслью, что на рождество свадьба не состоится. Ингус в ответном письме осторожно намекнул ей: может случиться, что его судно задержат за границей до весны, но это окупится. Он предполагает хорошо заработать на палестинских рейсах, и совсем не так уж плохо начать совместную жизнь не с семьюстами фунтов, а с тысячью, а то и больше. Имеющиеся у него сейчас деньги еще нужны ему для оборота, но к осени Мод уже может начать устраивать квартиру — он вышлет ей часть денег. Как она смотрит на настоящий смирнский ковер для гостиной? Он купит его и отправит в Манчестер почтовым пароходом.
Из дома и от Лилии не было известий. Двадцать второго августа, когда в Зитарах запрягали лошадей и родные Ингуса покидали родной дом, «Саутэрн Принс» выходил в море. Ингус не читал весь месяц ни одной газеты и не знал, что в это время происходило на его родине.
Глава седьмая
1
Рейс «Саутэрн Принс» от Балтимора до Гибралтара длился двадцать дней. Море все время было спокойно. Большую часть Средиземного моря пароход также прошел почти при полном штиле. Спокойная водная равнина, называемая морем из-за своих размеров, в эти дни напоминала скорее большое озеро. После долгих скитаний по бесконечным водным пустыням морякам приятно было ощущать близость берегов. Земля не скрывалась из глаз, днем на горизонте синели полоски суши, города, острова, ночью мерцали огни маяков и многочисленных встречных судов. Человек не чувствовал себя одиноким, бессильным, заброшенным, как пушинка, несомая ветром между небом и пучиной. Близость земли порождала оптимистическое настроение. Оставаясь наедине с морем, человек чувствовал свою подчиненность могучим силам природы, в его представлении океан, ветры, солнце и тучи казались живыми существами, воля и капризы которых играют человеческой судьбой. И сколько еще умных и образованных моряков, находясь вдали от берегов, унимают беспечно насвистывающего товарища:
— Свисти, свисти, высвистишь шторм!
Ингус вспомнил своего отца, старого, закаленного капитана, как он во время затянувшегося мертвого штиля расхаживал по палубе, свистел и скреб ногтями мачту, думая в простоте душевной вызвать такими манипуляциями появление ветра, разбудить дремлющие силы стихии. Позже, находясь уже на берегу, он сам над этим смеялся и старался превратить все в шутку. Но попробовал бы кто-нибудь пошутить над ним в море!
Оставалось еще около полутора суток хода до Яффы, когда ночью запел такелаж судна — первый предвестник шторма. Мрачно загудели металлические ванты, пронзительно зазвенела радиоантенна. И спящее озеро проснулось, проявило свой морской характер, мощными валами окружило
