что представить сложно, – высказался Бречкин. Многим до сих пор не по себе от таких слов из уст неуравновешенного и беспринципного Леши.
– Вы спросили, парни, почему я пошел на такой риск? – решил ответить я. – Потому что так правильно. Потому что по-пацански это. Потому что в настоящей, сплоченной, непобедимой команде, которую мы строим, такой жест – в порядке вещей. А я, скорее, человек из другого мира. Мира, что я хотел перенести в нашу действительность. Может, даже навязать вам. Мира, что уже давно в прошлом. Мира, в котором люди еще имеют хоть каплю чести и достоинства. Ни в коем случае не безразличия. Мира, в котором люди способны даже в ущерб самому себе выручить другого человека и ничего при этом не попросить взамен. Думаю, это самый главный урок, который я хотел бы донести до каждого из вас. Чтобы вы стали не только отличными хоккеистами, но и достойными людьми.
– Не убавить, не прибавить.
– Не судите меня строго, пацаны. Это от чистого сердца. Я никогда не был троллем и предателем. Я за дело, когда оно благородное и правильное.
– Мы это поняли.
– Тебе бы в следователи.
– Нет, детей учить.
– Лучше уж в мэрии сидеть.
– Погодите. Мы еще с вами не закончили. Рано расслабились.
– Надо же, захочешь тебя забыть – ни хуя не выйдет, – усмехнулся Смурин.
– Вот стану тренером или спортивным директором – вот тогда держитесь у меня, – с улыбкой погрозил пальцем я.
Все пожимали мне руки, обнимали, хлопали по спине и плечам. Теперь уж точно: искренне, по-свойски, без притворства, заслуженно. Эх, сколько ж я пережил, чтоб приблизить этот момент. Остается надеяться, что в следующий раз они хорошенько подумают, прежде чем идти наперекор режиму. Никто и предположить не мог, что рядовой выезд перевернет парадигму моих отношений с хоккеистами. И не только – я и сам кардинально изменился (да и много кто еще). А вот в какую сторону, время покажет.
– Спасибо, мужики. Не представляете, как это важно для меня.
– Если что, обращайся сразу же. Поможем всегда. Каждый из нас.
– Идите есть. Поназаказывали всего – остынет же. А дальше нас с вами ждут великие дела, – я отправил всех доедать заказанное в кафе. Рад был несказанно.
Такую сцену явно не одобрит Виталий Николаевич. Подумает, что я переметнулся, сговорился с хоккерами и буду теперь его дискредитировать. Я не предполагал, что Степанчук все видел издалека. Такое никак не входило в его планы. У него теперь два пути: жестоко приструнить меня либо просто выгнать. Во время обратной дороги он обязательно поразмыслит над этим.
После ужина до отправления оставалась парочка свободных минут. Хоккеисты дружно стояли своими компаниями и болтали.
– Гляди, чего продали, – Брадобреев тихонечко подошел к Митяеву и показал бутылки пива. Павлик традиционно прятал под полами куртки.
– Спрячь сейчас же. Ты неисправим, дурик, – оглянулся Митяев.
– Самое то в дорогу.
– А сиги младенцам там тоже продают?
– Могу спросить. А тебе зачем?
– Отличный пас ты сегодня выдал Митяеву, Пашка, – от моих слов откуда-то сзади Брадобреев чуть не выронил заветные бутылки. – Повезло же оказаться в нужном месте и в нужное время.
– Хорошему игроку всегда везет, – заверил Павлик и решил тихонечко перенести купленное в автобус.
Поодаль Иван Пирогов подошел к загруженному мыслями Никите Зеленцову:
– Пашка тут прикупил кое-чего. Поэтому, как поедем, я подсяду к тебе, наскребу немного пивка и чипсов. А ты расскажешь мне все, что тебя гложет.
– Но…
– И не отнекивайся.
– На то уйдет вечность, Ваня.
– Поездка только началась, – заверил друга Пирогов.
– Отлично сегодня стоял, Пирожок! – крикнули киперу сзади.
Митяев тем временем развернулся ко мне, раскинув руки:
– Братишка, ты сегодня всех порвал.
– Нет, твой сокрушительный удар этой речью был посильнее, – ответил я.
– Ну это же правда.
– Не спорю. Идейным вдохновителем выступил, конечно же, ты…
Сеня кивнул.
– …А еще мне известно, что именно ты – главный организатор всей ночной свистопляски.
– А ты умный сукин сын, Елизаров.
– Поражаюсь, как ты не заметил этого ранее. Так вот: не будь ты моим другом, вы бы не жрали сейчас картошку фри.
– Я уже и поблагодарил, и извинился.
– Но понял ли ты смысл? А остальные его поняли?
Митяев замешкался с ответом.
– Знаешь, Сеня, что светит, но не греет? Пять лет строгача.
– Смеешься? Мы на столько не набрали. Ты же все разрулил. Что, нас даже искать не станут?
– Думаю, что нет. А если и хватятся, то мы уже будем далеко отсюда. Вы ввязались в опасную игру, в которой куча всяких фигурантов, отчего у ментов сейчас есть дела поважнее. Знаешь, иногда нам кажется, что мы вершим историю и мир вращается вокруг нас. Но на самом деле мы всего лишь песчинки в бескрайней пустыне случайностей и совпадений. Так же и здесь: органы замучаются распутывать клубок, что образовался прошлой ночью – уйдут месяцы, чтобы разобраться.
Арсений улыбнулся и легонечко ударил меня в грудь:
– Типа хорошо то, что хорошо кончается? Мы еще и выиграли после такой бурной ночки. Что же нам еще по силам?
– Лучше не проверять, – насторожился я.
«Видимо, у «Мечела» была пьянка похуже, – прикинул я. – Хотя куда еще хуже?»
– То, что вы сделали, нехорошо. Даже аморально.
– Ты просто не умеешь расслабляться.
– Арс, мы же это с тобой уже обсуждали.
– Душнила!
– А вот, что я тебе скажу: вся проблема нашего мира в том, что он наказывает за ошибки вместо того, чтоб награждать за блестящие достижения. Однажды любая ошибка может стать фатальной. А если вдруг ты…
– Стоп! Завязывай. Рот на замок. Опять эта твоя забота?
– Мне просто хочется, чтобы ты достиг успеха. Разве не к этому ты стремишься с самого детства?
Митяеву внезапно вспомнился сон-воспоминание. Зима. Воскресенье. Каток. Отец. Форвард решил отшутиться:
– Получился ведь занятный выезд, согласись? О таком в твоих учебниках не пишут. Ученье – свет, а жизнь дороже.
«Дневник свой, что ли, почитать? Хотя нет, с меня достаточно сумасшедших историй», – я сжал в руках ежедневник, глядя на неугомонного нарушителя спокойствия. Что мне еще нужно сказать в школе, чтобы ему вместо двоек в журнал дали задание (еще какой-нибудь конспектик написать).
– Все спросить хотел. Что у тебя в этой книжечке?
– Это мой дневник.
– Школьный, что ли?
– Нет, личный.
– И ты туда типа все фиксируешь?
– Ага. Чувствую, что его явно не хватит для событий последних дней.
Что бы случилось, если б я не попал на этот выезд?
– Ума не приложу, как тебе вообще интересно возиться со всем этим?
– Не возись
